I'm coming now, I'm coming to reward them
First we take Manhattan, then we take Berlin
L. Cohen
Постарайся сохранить свою морду лица.
Здесь убьют, как поют, молодца с легонца,
Кто не брат, забивает нам кляп или клин,
Вчера брали Манхэттен, сегодня Берлин.
Здесь мэйнстрим не качает, здесь качает ништяк,
Здесь во времени брешь как нетрушный косяк,
В дупель септ-секс-аккорды, в мочилово приход,
Тоталитарные мажоры не дают обратный ход.
Побили меня как бобика,
В этом есть сермяжная логика,
Я последний из могикан,
И в крови я, как пеликан,
Не голубые дали вдали, не синие,
Цинандали Дали, Мохаммед Али,
и я бог Абиссинии.
А внахлест всем по х… нахлещется,
Обожретесь вы миррой с ладаном,
Каиновым пирогом в решете,
Барабаном в бубен угаданным.
А полюбите вы нас черненькими,
Беленькими-то нас кто угодно
полюбит.
Бьют по почкам и в харю, и бьют Фаберже,
Б...и сучьим напором достали уже,
Небеса полиняли, месячишко подвис,
А в остальном, моя маркиза, still I am, yes, it is,
Организм, в лотерею просравший всю жизнь,
Либеральный подонок, анархист, катаклизм,
Это вам не французский, это аглицкий сплин --
Вчера брали Манхэттен, сегодня Берлин.
Не голубые мои ночи,
Ночи черные,
Очи, плечи твои, речи
Неизреченные.
Не любили они меня,
Как же так не добили меня,
Чтобы с гарантией?
Я же вам не рантье,
По углам не брешу
«О-ля-ля, о-жу-жу,
Три рубля в неглижу».
Такими беленькими нас
кто угодно примет.
Меня спрашивал этот и допрашивал тот,
Забивали землей и цементом мне рот.
Я не сдох, проблевался, как ваш Робин Гуд,
И сказал вам: ребята, спасибо за труд;
Мы возьмем и высотки, и вражеский дот,
Коридоры, корриды, заправки, завод,
Ваш бессмысленный лепет, казармы и суд,
Но сперва диктатура -- потом Голливуд.