Автор и чтец Бруна
По ссылке можно послушать сказку в музыкальном сопровождении в исполнении автора.
https://www.youtube.com/watch?v=ozvR1n_QrKM&ab
Жил поэт, невольник рифмы,
Развесёлый дуралей,
Прозревал стихи и мифы
Средь лесов, лугов, полей.
Глянет странно на цветочек,
Улыбнётся и давай
Воспевать в согласье строчек:
- Василёк, ты - небо-рай
Воплощённый, как же чуден
И прекрасен твой наряд.
Одуванчик, солнца лучик –
Ты, сиянию собрат.
Ах, ты сосенка-сестрица,
Высока и зелена,
Как умеешь ты стремиться
Ввысь, где сути вышина.
Дуб-отец, могуч и властен,
Преклонюсь перед тобой,
Древо Мировое, здравствуй,
Ты – опора, ты - покой. –
Так поэту было мило
Всё, что виделось вокруг,
Возносил свою молитву
Он всему. И каждый друг
Был ему: листвой послушной
Шелестел деревьев строй,
И цветы всегда радушно
Привечали, и гурьбой
Приходили звери, птицы
Прилетали, чтобы петь
Песни новые. Страницам
Свой восторг дарил поэт,
Замечая, отмечая
Каждый божий миг и час:
Жизнь полна виденьем Рая…
Вновь рождался парафраз
На прекрасные картины
У поэта, и душа
Вся пропитана мотивом,
Чистой истины, дышать
Могла только лишь прекрасным
И чудесным. День за днём
Жил поэт, невольник счастья,
И писал всегда о нём.
Жил-был критик, он поэтом
Быть когда-то захотел,
За уменьем и советом
Приходил к тем, кто умел
Приручать слова и рифмы,
Обучался мастерству,
Но, увы, ему вердиктом
Стало: рифмы тетиву
Натянуть, увы, не сможет,
Браться нечего за стих,
Чтоб искусство приумножить,
Нужно чуять Бога лик
В каждой части мирозданья,
В дуновении бытия.
Но коли талант не даден,
То купить его нельзя.
Разобиделся, не ставший
Стихоплётом, и решил:
- Стану критиком, и тяжбу
Заведу, и суд вершить
Над поэтами я стану,
Отомщу за свой удел!
Эка невидаль, слов манна
С неба, я чихать хотел
На все эти откровенья,
Уничтожу всех чудил! –
Взялся рьяно, много рвенья
Он на это положил.
Больше всех, увы, досталось
Странному весельчаку,
Что писал стихи дубравам,
Травам, скромному цветку.
Критик ринулся прицельно,
Взялся громко порицать
Всех, кого стихи поэта
Возжелали прославлять.
И направо, и налево
Строго всё критиковал:
- Василёк похож на Небо? -
Что за чушь, какой провал!
Почему сестрой сосну вдруг
Этот чудик окрестил? –
Это бред! - громил зло критик
Каждый образ, что был мил
Истому певцу природы,
И любителю всего…
И поэт, что был свободен,
Стал страдать, и волшебство
Его рифм страдало тоже,
Умирая от тоски.
И вскричал поэт: О, Боже!
Что мне делать? Помоги!
Заклевал несносный критик,
Уничтожил свет, во тьму
Он загнал своим насильем
В безысходности тюрьму.
Вдруг раздался будто Свыше
Голос чистый и живой:
- Твоя жизнь под Смысла крышей,
Не печалься, Я с тобой…
Сколько б власти у беспутных,
Бесталанных и чужих
Ни копилось, жизнь – минута
Человеческая. Ты ж
Под моей незримой властью
Защищён. Живи и пой
О Вселенной вечной Счастья,
Для меня, во мне, со мной!
Ты рождён, чтоб слышать чудо,
Видеть каждый божий миг,
Словно истину Оттуда,
Где лучится светлый Лик,
Отражаясь в том, что люди
Наблюдают вкруг себя.
Помоги им среди будней
Прозревать меня, дитя.
В каждой малости заметить
Настоящее, прозреть
Любовь, веру и надежду,
И об этом чудно петь.
Критик, даром обделённый,
Беден, потому так зол,
Ты же, сын мой, вдохновлённый
Счастлив, слыша рифмы звон.
Критик болен возмущеньем,
Завистью, прости его… -
То ль услышал, то ль прозренье
Было это, то ль Игрой
Высшего Творца, что знает:
Кто, когда, кому, зачем,
Кем приходится? То знанье
Нам неведомо… Поэт
С той поры творил надмирно,
Слыша истин чистый сказ,
И вплетая в свои рифмы
Творца вечный парафраз…
Сказка написана после прочтения и вдохновения от сказки "Чего только не придумают" гениального сказочника Андерсена Ханса Кристиана, написанной в 1869 году. Авторская сказка в стихах Бруны "Поэт и Критик" можно считать продолжением повествования или скорее расшифровкой.
ОРИГИНАЛ
Чего только не придумают…
Автор: Андерсен Ханс Кристиан
Жанр: Сказка
Год: 1869
Жил-был молодой человек. Он учился на поэта и хотел стать поэтом к пасхе, а потом жениться и зажить доходом от своих сочинений. Сочинять — значит придумывать что-то новое, это он знал, вот только придумывать не умел.
Слишком поздно он родился, все уже было разобрано до того, как он появился на свет, все воспето, обо всем написано.
— Как счастливы были те, что родились тысячу лет назад! — говорил он.
— Им не трудно было стяжать бессмертие! Даже тех, кто родился сто лет назад, можно считать счастливыми: все-таки тогда еще оставалось много такого, о чем можно было писать. А теперь все сюжеты для поэзии исчерпаны — о чем же я стану писать?
И до того он доучился, бедняга, что извел себя вконец и заболел. Ни один врач не мог ему помочь, разве что знахарка. Жила она в маленьком домике у шлагбаума, который должна была поднимать перед всадниками и экипажами. Но она умела открывать не только шлагбаум и была умнее самого доктора, ездившего в собственном экипаже и платившего налог за звание.
— Надо пойти к ней! — решил молодой человек.
Жила знахарка в маленьком, чистеньком домике без затей: ни дерева рядом, ни цветов. У дверей только улей — вещь очень полезная! И маленькое картофельное поле — вещь тоже очень полезная! А еще была тут канава, поросшая терновником. Терновник уже отцвел и был усыпан ягодами, от которых сводит рот, если отведать их до того, как их прихватит морозом.
"Вот воплощение нашего лишенного поэзии века!" — подумал молодой человек, и это уже была мысль, золотое зерно, найденное на пороге дома знахарки.
— Запиши ее! — сказала она. — И крошки тоже хлеб! Я знаю, зачем ты пришел: ты не умеешь ничего придумывать, а хочешь стать к пасхе поэтом!
— Обо всем уже написано! — сказал он. — Наше время не то, что доброе старое время!
— Конечно, нет! — отвечала знахарка. — В старые времена знахарок сжигали, а поэты ходили голодные, с продранными локтями. Наше время лучше, самое лучшее. Но у тебя нет правильного взгляда на вещи, нет острого слуха. Есть о чем петь и рассказывать и в наше время, надо только уметь рассказать. А мысли можно черпать где хочешь — в злаках и травах земных, в текучих и стоячих водах, надо только уметь, надо уметь поймать солнечный луч. На вот попробуйка мои очки, приставь к уху мой слуховой рожок и перестань думать только о самом себе.
Не думать о самом себе было трудненько, удивительно, как такая умная женщина могла даже потребовать этого.
Он взял очки и рожок и вышел на середину картофельного поля. Старуха дала ему большую картофелину. В картофелине звенело. Затем послышалась песня со словами — история картофелин, очень интересная будничная история в десяти строках; десяти строк было достаточно.
О чем же пела картофелина?
Она пела о себе и своей семье, о тем, как картофель впервые появился в Европе, и о том презрении, какое ей довелось испытать, пока ее не признали за дар, более драгоценный, чем золотые самородки.
— По повелению короля нас раздавали в ратушах всех городов, всем было объявлено о нашем великом значении, но этому никто не верил, не знали даже, как нас сажать. Одни рыли яму и бросали в нее целую меру картофеля. Другие совали в землю одну картофелину здесь, другую там и ждали, что из каждой вырастет целое дерево, с которого можно будет стряхивать плоды. Появлялись отдельные кусты, цветы, водянистые плоды, остальное же погибало. Никому не приходило в голову порыться в земле, поискать там настоящие картофелины… Да, мы много вынесли и выстрадали, то есть не мы, а наши предки, но ведь это все едино.
— Вот так история! — сказал молодой человек.
— Ну, хватит, пожалуй. Теперь посмотри на терновник!
— У нас тоже есть близкие родственники на родине картофеля, но только севернее, — рассказывал терновник. — Туда явились норманны из Норвегии, они направились на запад сквозь туманы и бури в неведомую страну и там, за льдами и снегами, нашли травы и зеленые луга, кусты с темно-синими винными ягодами — терновник. Его ягоды созревали на морозе, как созреваем и мы. А та страна получила название Винланд — "Винная страна", или Гренландия — "Зеленая страна".
— В высшей степени романтическое повествование! — сказал молодой человек.
— Да, а теперь поднимись на насыпь, что возле канавы, — сказала старуха, — да погляди на дорогу, ты увидишь там людей.
— Вот так толпа! — сказал молодой человек. — Да тут историям конца не будет. Шум, гам! У меня просто в глазах рябит. Я лучше отойду назад.
— Нет, шагай вперед! — сказала старуха. — Шагай прямо в людскую толчею, пусть твои глаза и уши будут открыты и сердце тоже, тогда ты скоро что-нибудь да придумаешь. Только прежде чем идти, давай-ка сюда мои очки и слуховой рожок!
И она отняла у него то и другое.
— Теперь я ровно ничего не вижу! — сказал молодой человек. — И ничего не слышу.
— Ну, тогда не сделаться тебе к пасхе поэтом.
— А когда же?
— Ни к пасхе, ни к троице! Тебе никогда ничего не придумать!
— Так за что же мне взяться, если я хочу зарабатывать на поэзии?
— Ну, этого-то ты можешь добиться хоть к масленице! — сказала старуха. — Трави поэтов! Рази их творения, это все равно что разить их самих. Главное, не дрейфь! Бей сплеча и тогда сколотишь деньжонок, чтобы прокормить себя и жену.
— Чего только не придумают! — сказал молодой человек и ну колотить поэтов направо и налево, раз уж сам не мог заделаться поэтом.
Все это нам поведала знахарка; кому же, как не ей, знать, чего только не придумают.