Мастер... Словесный памятник

Литвинов Сергей Семенович
  Многие уже и забыли о мастере, о замечательнейшем поэте, а кто-то и вовсе не знал да и не знает о нём.
http://stihi.ru/avtor/sevapastushok

Михаил Анищенко скончался 24 ноября 2012 года.

"...Я начинаю писать на восьмой день после запоя. Всё во мне сгорает за эти восемь дней, как в аду. Одна душа остаётся - чистая-чистая, и вот здесь-то приходят стихи. Новый запой - творческий: до трёх тысяч строк одним махом, только записывать успевай. Я писал об этом большую статью, но не захотел её сохранить на потеху идиотам. Всё, что ты пишешь, Сергей, очень хорошо и страшно знаю. Это каждый раз умирание и воскрешение. Сотни жизней в одной. Я не пил 15 лет, потом ещё 5 лет, и был примерным семьянином и отменным наёмным работником. Ничего не написал!
Однажды хотели добрые большие люди Николая Рубцова подлечить: предложили ему поехать в санаторий, но с одним условием, чоб не пил. Он попросил время подумать. А утром принёс смятую салфетку, где были строки:

Я вам скажу в конце концов:
Пусть я для вас в гробу мерцаю,
Я, Николай Михайлович Рубцов,
Возможность трезвой жизни отрицаю.

Так что, держись, брат. Я ведь знаю, что, будучи пьяным, ты не написал ни одной строчки. Я - тоже. Какие же строчки, когда сгораешь живым?"
Михаил А.Ш. 01.06.2012 15:45
   Из переписки.

МАСТЕР

Мастер многих похлопывал по плечу.
Я - на крыльях любви! - подбегу, подлечу.
Глянет мастер, а взгляд нетверёзый.
А в глазах бледно-жёлтые розы.

Подбегу, подлечу; а глаза поглядят…
А за мастером вдаль все вокруг полетят.
Мы при нём! Да к рукам припадали!
А пред мастером – бездны и дали.


   КЛЯТЫЕ СТИХИ

Так умирают многие поэты.
Легли на полки – скромны и тихи.
А те, кто биты, петы-перепеты,
Складируют в поленницу стихи.

Придёт пора со льдами-холодами.
Когда всю ночь свирепствует мороз.
Когда часы покажутся годами,
Взгляд мутной тенью, будто в прорубь, врос.

Тогда берёшь весёлое полешко.
И вспыхнет в сердце славный огонёк.
Накрой на стол, чего-нибудь порежь-ка;
Вина! Друзей! Хотя бы на денёк!

Тогда жена - голубкой хлопотуньей -
А не совой уставилась в тебя.
В каминный жар ветра всех странствий дунь ей,
Да нам и так неплохо жить, любя.

Тогда и в день хоть с радости, сглупа - вой!
Хоть в ночь - с тоски, и никакой трухи!
И сам павлин, и та – кто рядом! – павой.
Согрели душу клятые стихи.

САМАРА ГОРОДОК

       Баллада
       не столь патетическая,
       сколь  для должного лада –
       гусаропоэтическая.
   
Жил у нас поэт в Самаре.
С  Музой был накоротке.
Наши музы – так! – на шмаре
Шмара;  в нашем городке.

Пил поэт не хуже прочих.
Пьёт и тот, кто не поэт.
Но поэт без чудных строчек,
Что гусар без эполет.

При гусаре – сабля, ментик.
Сердце полное любви.
И при всяком при моменте
У поэта – хмель в крови.

Кто-то скажет: плохи рифмы.
И любовь, и кровь – стары.
Где молчим, поговорив мы,
Там поэтовы пиры.

А Поэзия, как дама.
Не для нас, а напоказ.
А гусар, глядишь, и тама.
В смысле том, любовник-ас!

Что гусар без милых ножек?
И поэт – свиньёй свинья! –
Пьян, а мыслит: всё равно же
Ты, Поэзия, моя!

Он и пьяный, и тверёзый,
Был поэт; и никакой.
Но о нём шумят берёзы,
Плачут вербы над рекой.

Нет поэта – видишь это.
Кто гусар? Не тот видок!
Дрянь, ребята, без поэта
Наш Самара-городок.

               
P S  Самара – в смысле  большого нашего  поэтического сообщества.


КУРИНЫЙ ПЕРЕПОЛОХ

Как занесло, беднягу, соловья
На птичий двор? – никто не вспомнит, право.
Жизнь у двора ж у птичьего – своя.
Ишь, кур, гусей! Кыш, кыш! Гляди ж – орава!

У соловья натружено ль крыло?
От жарких песен в горле – кол? Не выбить!
А на дворе на птичьем расцвело…
Певцу же горло выполоскать – выпить.

Что ж птичий двор? Особой нет беды –
Тебя клюют, склюёшь ли зёрна ты чьи?
Всем хорошо! А после бы еды
Ещё и спеть бы! Души, всё же, птичьи!

Двор – глянуть шире! – певческий союз.
И допоздна, и в ночь, и с ранней с рани,
Целитель душ, ценитель всяких муз,
Петух, - подъём! - торжественно горланит.

Как важен гусь, вальяжен! Га, да га!
Гогочет гусь над каждой жалкой пташкой.
А вот индюк – бормочущий брюзга.
И тот о жизни творческой и тяжкой.

Да, здесь не терпят просто чепухи.
Не курам на смех – труд, не труд? – забота.
Они сидят на яйцах…петухи.
Высиживают молодь, аж до пота!

Что ж, время! Племя! Выводок цыплят.
Им пробовать крыло, бескрылым птахам.
Летят, галдят! Не видите? Парят…
В двух, трёх вершках над повседневным прахом.

Гусь и не пел; пред всеми в лужу – бух!
Иль из воды сухим наш гусь не выйдет?
Гусь на подушки поставляет пух.
Что не поёт – никто, нигде не видит.

А куры-дуры? Мало на веку
Амуров было пето-перепето.
Всё ко да ко! Да, милый! Да, ку-ку!
И дали квочке звание поэта.

А то затеют, кто во что горазд.
Трещат, галдят, поют не больно бойко.
Традиции -  святое! И, как раз,
За петухом пожаловали: « Спой-ка!»

Видать, нигде новаторов не чтут.
Кукареку с акцентом в кукареку!
С крылом, подбитым, в горле – кол, а тут
И соловей…Хватай за хвост калеку!

А ну-ка, спой! Знавали! Соловья!
А слыхивать - не слыхивали даже.
Жизнь у двора ж у птичьего – своя.
Прокорму жизнь подчинена, продаже.

Запел певец! И слушай, и замри!
Он петь – не пить! – по сердцу бить – не промах!
О светлой, кроткой прелести зари
В тени ветвей распущенных черёмух.

Пел; в розовом тумане по реке
Русалки-ивы плавают, не тонут.
О тёмных росах где-то вдалеке,
Где ели, сосны еле-еле стонут.

О том он пел, о чём никто не пел.
О поднебесья вечно-жуткой бездне.
Пусть целый свет и черен, да и бел…
Пой, хоть умри! Конца не будет песне.

Спел соловей и…гвалт, переполох.
Что птичий двор? Гвалт – эхом да по роще.
И сер пером, и голосом неплох,
Но горло, горло… Песенно полощет…

Держи, хватай, кричи, лечи, вяжи!
Переполох куриный по округе.
С крылом подбитым прыгал вдоль межи.
Вот горлодранец! Что за птица, други?

Взлетел певец; не стало соловья.
Так что ж, певца никто не вспомнит? Браво!
Жизнь у двора ж у птичьего – своя…
Ишь, кур, гусей! Кыш, кыш! Галдишь, орава!

ПОЭТУ

Ты  запоёшь, душа заплачет.
Что нужно душеньке-душе?
Глядишь: и небо слёз не прячет.
Был ясен день, к дождю – уже.

И хмарь гнетёт,  и петли мало.
Давай-ка звонче ноту «ля»,
Чтоб не спала и не дремала
Вконец  раскисшая земля.

Ах,  до-ре-ми! И… ветром в поле!
Да, что ни выдал бы ещё,
Чтоб выдуть воздуха поболе
Аж не хватило небу щёк.

Да, что за гром по градам, сёлам!
Не плачь, поэт; и пой, душа!
Замрёшь на выдохе весёлом,
А там и легче – не дыша!



 " Опускай меня в землю, товарищ.
                Заноси над бессмертием лом»         
                Михаил Ан. Ш-ий.
      

  СЛОВЕСНЫЙ ПАМЯТНИК

И мне копай могилу, друг-приятель.
Но, кто сказал: не памятник душа?
Я над могилой кстати ли, некстати ль? –
А памятником  встану, не спеша.

Грудь осеняю знамением крестным.
Свой крест прижму к раздавшейся груди.
Всем говорю, поодаль кто и местным:
« Ну, что народ? А вот и я, гляди!»

Поэтом быть – нехитрая забота.
Из-за забора – в рифму не скажу.
Мне ж рифма здесь, как в зад заноза; пота -
Достать! – усилий; выну - покажу.

Не всё ж забор кладбищенский, оградки.
«Стой! – говорят – пора прошла  творить!»
Умрёшь, поэт, и можешь без оглядки
На всех почивших смело говорить.

Стою, словесным памятником высясь,
Над всякой бессловесной  голытьбой.
Мне дали б рифму! Всё равно, как вы, сесть
И лечь, как вы, сумел бы здесь любой.

Да что слова? Слова играют нами.
И мы так рады звукам-словесам.
Стою, поэт! Взираю, словом… на мир.
А что я стою? – вряд ли знаю сам.

Не перегрызть словесной пуповины
Ни с тем, ни с этим; друг, давай, сюда…
Поэта жду! Пройдут сороковины.
И...кто, куда! До Страшного Суда!


        ПЛАМЯ

Я вывернул душу наружу.
Как вырвался пламенем – я!
Я в небо гляжу через лужу.
Лик в луже;  личина – моя!

По небу дорогой земною
Хожу и кружу, и блажу.
Пусть небо дрожит подо мною.
По небу земному брожу.

Не надо ни ада, ни рая.
Петь райские  песни в аду?
Гори же, душа, не сгорая.
Став пламенем,  в пламя войду.

P.S.  Поэт – образ собирательный.
Большой поэт жил между нами.
По небу ходил; правда, вниз головой, низведя небо до отражения чёрт знает в какой луже.
Золотыми строчками по жизни мостил поэт дорогу свою…
Топтал Небо.
С Небом боролся…
А с Высшим бороться – это  не с самим же собой.
Неимоверных  высот достигаем,  когда в любой луже,
блистательно преподнесённой, небесное отражение  топчем.


          ДОННАЯ ВЫСОТА

Ничего не изменилось в мире.
Жил поэт, из грешных рвался жил.
Ладил песню, будто петлю мылил.
Даром душу чёрту заложил.

Рюмка допита, а жизнь допета.
Не беда, что рюмка не одна.
Мысль рефреном вбита в жизнь поэта:
Высота всегда видна со дна!

С высотою – с этою ли, с тою? -
Разойтись поэту не дано.
Дно поэт смешает с высотою.
Низведёт высокое на дно.

Нет, без чёрта, кто, поэт, и что ты!
С донной кто ж сорвётся высоты?
К песне, к петле чёрт приладил счёты.
Так в бессмертье сделал шаг и ты.


29 ноября 2012