Евгения Рупп, Николай Бондарев:
Два мальчика шумно ворвались в покои.
Постарше племянник Альберта, похож
На дядю до сладкой души-сердца боли:
И выправка та же, и так же пригож.
А младший - принц крови и будущий герцог:
"Мам, нас на охоту отец не берёт!
Но если попросит за нас его Сердце,
Он весело крикнет: Пехота, вперёд!"
"Идите", - Инесса окно отворила
И крикнула мужу: "Возьми их с собой!
Их армия замок уже разгромила,
А нашей принцессе так нужен покой!"
"Конечно возьму! Не скучай, дорогая,
Но только на ужин сегодня не жди:
Прокатимся мы до далёкого края,
С пехотой туда часов восемь пути!"
Инесса с улыбкой махнула рукою;
Мужчин не удержит на месте никто.
И даже приятны минуты покоя:
Слагаются строки в чудесный поток.
Ребёнок уснул, убаюканный мамой,
Инесса склонилась над чистым листом.
Взор мысленный снова проигрывал драму,
А драма стремилась пролиться стихом:
"Свечи отражение в тёмном бокале
Согреет печально-туманную ночь.
Луна и фонарь свет друг другу роняли,
Но вряд ли сумели согреть и помочь
Рассеять глубокой тоски ожерелье,
Рябину от холода ночи спасти
И дубу надежду дарить в утешенье,
Омелою слов его боль оплести.
Но, всё же, осенняя чуткость восстала,
В ночи отыскав пару искренних слов.
И ветром сквозь влагу тумана шептала:
Погаснет свеча, не погаснет любовь!
Она в поднебесье поднимется птицей,
И песней волшебной рассеется боль.
Рябина уснёт, и любимый приснится,
И скажет: родная, я рядом с тобой!"
Инесса лампаду зажгла у иконы,
Склонилась и стала молитвы шептать.
Проснулся и тихо заплакал ребёнок,
Дала ему грудь просветлённая мать...
* * *
Отклик Андрея Куликова:
Легендою стала история эта,
А, может, обычным сказаньем в устах,
Что тьмой долетела до слуха поэта
И песней легла в его чутких стихах.
Чернила не сохнут написанных писем,
Конверты открыты и адреса ждут...
Вглядеться пытаюсь: там даты без чисел...
Когда это было? - Зачем, пусть живут...
Пускай обитают в стихах и романах.
Их образы, ставшие многим родней,
Проходят свои испытанья в туманах!
В каких-то пространствах планеты моей...
Поставлена точка, и автор устало
Откинется в кресле свершившихся рун...
А мы, зализав боль душевную в ранах,
Готовимся к ужину собственных дум...
... Последней строкой ещё бредит сознанье,
И мир обречённый страницами книг,
Внутри, сохранит этих дней ожиданья.
Когда это было? - Спи, глупый старик.
Отзыв Тамары Эйдензон-Чёрная:
Конец, завершенье, погасли софиты,
А сердце не хочет финал осознать.
В сердечном порыве, с героями слиты
И, всё же, придётся прощай им сказать.
Все иллюстрации к поэме выполнены Евгенией.
Глубокая признательность всем друзьям-поэтам, поддерживавшим авторов и помогавшим в редактировании текста! Ваши Николай и Евгения.