А мы не знали где тот край,
где губы пьют из обнажённости сосуда.
Монах, нагрезевший нам рай,
не мог пригубить влажности оттуда.
А мы смогли, но не нашли ответа,
познание вложив в земного оборот.
А за окном, всё в плодоносность лето,
а рядом губы терпкие, как плод
Ты плод и плод в тебе. Течёт руки излом
соединяя в нас невидимые токи.
Рука с холмов спускается на холм
и понимает вечности истоки.
Окно роняет поздний свет,
зной ждёт дождя до ужаса, до дрожи.
Друг в друге ищем мы ответ,
на что ответа быть не может.
Дождя накрыла землю сеть,
до слёз смеются над прожитом ивы,
мы знаем, что влюблённых разлучает смерть,
и знаем, что об этом лгут живые.
А может и не лгут, никто не знает точно,
неправду говорить – тяжелая работа.
Ладонь в руке, мы думаем, навечно,
но руку первым убирает кто-то.
Потом ты долго приходила в сон,
почти как плоть, и плотского желаньем,
то криком птицы за заснеженным окном,
то близкой болью в уходящем дальнем.
Была на вырост жизнь, теперь немного жмёт,
событий чередой с ушедшими несхожих,
когда нас в памяти другая память ждёт,
и, как фонарь, костёр жжёт для прохожих.