На современном этапе развития человечества в социальном дискурсе превалирует субъектно-объектное рассмотрение феноменов бытия, догмат дуальности сущего разделил надвое не только понимание мира, но самого человека (тело + сознание), все его экзистенциальные смыслы.
В современной западной парадигме сознание не определяется как самостоятельная и самодостаточная духовная целостность (картезианско-кантовский подход) или, как отражение социальной действительности закреплённое в мозге (марксистский и материалистический подход). Сегодня царствует мысль о языковом, дискурсивном характере сознания и его изначальной расщепленности. Панъязыковая и пантекстуальная постструктуралистская позиция редуцировала сознание человека до письменного текста, а заодно и рассматривала, «как текст (или интертекст) литературу, культуру, общество и историю, обуславливала их постоянную критику суверенной субъективности личности и порождала многочисленные концепции о "смерти субъекта", через которого "говорит язык" (М. Фуко), "смерти автора" (Р. Барт), а, в конечном счете, и "смерти читателя" с его "текстом-сознанием", растворенном в всеобщем интертексте культурной традиции» (Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. Москва: Интрада. 1998). «Языковое сознание в современной постструктуралистской интерпретации понимается как принципиально нестабильное, динамически подвижное образование, способное существенно видоизменяться в зависимости от того языкового материала, с которым оно сталкивается и который в той или иной мере, но обязательно при этом принимает участие в его конституировании» (там же). Здесь мы можем предположить, что современное «модерное» понимание сознания исходит из динамической, ситуативной и обусловленной природы сознания, оно и не определяет его, а старается эстетически пережить сопутствующие ему состояния, ткущиеся в многообразии аморфных отношений. Дихотомия сознания здесь не рассматривается, т.к. оно не обладает собственным и самостоятельным оформленным существом, но находится в бинарных отношениях к гипертексту, т.е. к действительности. Таким образом, в данном понимании человек подвержен безусловному влиянию языковой реальности, действительность и человек же предполагаются лишь её отражением.
Согласно постструктуралистской и постмодернистской установке, «субъект полагается лишь лингвистически, само его порождение и существование предопределяется и поддерживается речью, дискурсом. Иными словами, вне языка человека быть не может» (там же). Сознание индивида представлено, как производная функция (Деррида) лингвистической реальности, бессознательная сфера - как текст и целостная структура языка (Лакан). Развитие сознания запрограммировано текстом, который «предлагает воспринимающему сознанию определенную речевую позицию, тем или иным образом конституирующую его воображаемую связность и целостность» (там же), даже изменяется и живёт оно не в области смыслов, но в языковых играх.
В оценке А.Р. Лурия «язык не только позволяет глубже проникать в явления действительности, в отношения между вещами, действиями и качествами. Язык не только располагает системой синтаксических конструкций, которые дают возможность сформулировать мысль, выразить суждение. Язык располагает более сложными образованиями, которые дают основу для теоретического мышления и которые позволяют человеку выйти за пределы непосредственного опыта и делать выводы отвлеченным вербально-логическим путем» (Лурия А.Р. Язык и сознание. М. 1979 г., 263). Вместе с тем нельзя забывать, что язык имеет логическую структуру и протекает во временной последовательности, при этом, первая не дотягивает до полноты Реальности, вторая же не поспевает за процессами в ней; вероятно причина в том, что Всеобщей присущи ещё и пространственная координата, многообразие отношений и всевозможные потенции.
По мысли испанской исследовательницы Кармен Видаль «в 80-е смысл был утрачен, и мы играли с означающими. Объекты, включая человека, существовали только как знаки. Стремление к бесконечности. Бессмысленная свобода. Эстетика исчезновения. Социальное дезертирство. Деидеологизация. Общественная сфера стала пустыней, где трансполитический характер, бесчеловечность нашего асоциального и поверхностного мира превратились в экстатическую критику культуры» (Vidal M.С. The death of politics and sex in the eighties show. // New lit. history.- Charlottesville. 1993. Vol. 24, No 1. p. 171-194). Таким образом, мы можем предположить, что имена, знаки, символы, и др. явления языковой данности служат нам средством восприятия и выражения Реальности, нашего отношения к ней.
В современной культуре существует и холистический подход в понимании сознания. В нём сознание представлено как индивиду присущая активная часть некой всеобщей Целостности, которую оно способно произвольно и бесконечным числом способов расчленять на отдельные части, придав им определённую форму (образ) и наделив их именем (смыслом).
По мысли А. Уайтхеда, «индивидуальный опыт сознания есть законченное событие, где ощущение и сознание сращиваются с объектом, творя новую всеобъемлющую реальность. Феномен творения нового состоит в итоге не в появлении того, чего совсем не было раньше, а в оформлении или именовании сознанием того, что уже существовало, но пребывало в неоформленном и безымянном виде» (Силин А.А. Творение нового как переход от возможного к действительному // Философские науки № 3-4, 1997, 92).
По мысли А.Ф. Лосева, «в основе всякого представления и понятия лежит точка абсолютного онтологического соприкосновения «бытия» и «сознания». Эта точка, с одной стороны, развивается в то, что потом носит название индивидуального сознания, а с другой стороны, - в то, что потом носит название «предмета», в частности внешнего мира» (Лосев А.Ф. Форма. Стиль. Выражение. М. 1993, 299). Здесь мы можем предположить, что онтологически человек и Реальность есть единое Целое, мы включены в актуальный и потенциальный мир равным образом, но разнообразно по форме.
Представление сознания как потока, характерное для буддизма, отражает нам его текучесть, изменчивость и динамизм. Сознание здесь представлено не как статичная субстанция, а как отношения, «отношения материального, временного и пространственного рода, существующие среди непрестанно изменяющихся компонент, которые и формируют постоянный элемент. Аналогично постоянство отношений в непрестанно обновляющихся процессах становления сознающим (в действительности не существует непрестанного бытия сознающего, но исключительно постоянное становление сознающим) создает иллюзию существующего в действительности «Я», «эго», или неизменной личности» (Говинда А. Психология раннего буддизма. Основы тибетского мистицизма Спб. 1993, 134). Сознание вступает в отношения с действительностью и порождает взаимодействия, при этом, чем интенсивнее сознание переживает воздействие, тем больше оно прилагает усилий для своей стабилизации, тем сильнее «внутренний принцип постоянства» (т.е. «эго»), тем устойчивее его желание действовать. Здесь сознание «проявляется как феномен выравнивания, или как трансформированная во внутреннее бытие способность сохранения существования, постоянства. Материальная форма есть способность проявления постоянства, устойчивости, которая стала и видимой, и внешней. Другими словами, она суть видимая форма сознания» (там же, 136). В данном представлении, действительность и сознание входит в состав друг друга, т.к. имеют общий источник – процесс продолжительного существования материального явления.
Так как явления мира пребывают в непрерывном потоке взаимоотношений и ничего не существует в неизменных отдельных формах, то необходимо обращение к опыту и методу, к глубочайшим основаниям своей субъективности, к отказу «от любой чисто понятийной мыслительной деятельности, т. к. именно рассудочность и интеллектуальная вивисекция заводят нас еще глубже в иллюзию вне нас существующего мира. Здесь речь идет не об устранении чувственной деятельности или по¬давлении чувственного сознания, но о новой позиции по отношению к ним, суть которой — устранение любых произвольных различий, привязанностей и предрассудков» (там же, 170). К подобной динамико-релятивистской установке Западная наука пришла лишь в 20 веке, но до практического переосмысления принципов бытийствования дело ещё не дошло. Дихотомия человека и Реальности, в данном рассмотрении, порождается и устраняется индивидом, ибо она субъективна и является следствием его жизненного пути, приобретенного опыта и используемых методов (интенций, смыслов, устремлений, образа действия и т.д.). Гармоничное («направленное») же сознание – это «величайшие ясность и единство, всеохватывающая целостность, квинтэссенция действительности» (там же, 170). Здесь мы можем предположить понимание взаимодействия человека и актуальной стороны Реальности, как живого процесса, направленного на расширение индивидуального потенциального опыта (посредством правильного отношения и знания) до принятия всей Реальности.
В качестве рабочей гипотезы, на основании вышерассмотренного, мы можем предположить, что сознание индивида имеет деятельное основание в действительности и его субъективности. Сознание насыщено опытом, деятельным остриём которого и является, оно есть инструмент проявления потенций, крайняя степень актуализации, граница между действительностью и субъективностью. Прикосновение сознания и Реальности вызывает движение, суть которого изменения и расширение индивидуального опыта. Сознание движется в пространственно-временном континууме действительности и оперирует понятиями аналогичными ему, находят в нём отклик и аморфные образы Реальности. При этом понятийное и образное оформление действительности есть акты проявления потенциальной и актуальной стороны Реальности, её индивидуального освоения в конкретных и общих формах.
Развёртывание сознания проходит как в биологической и социальной сфере (развитие человеческого сознания), так и в индивидуальной (развитие сознания в индивидууме). Субъективная и объективная стороны развития человечества идут синхронно, от эпохи к эпохе развивается ментальный слой сознания, что влечёт антагонистическую двойственность в его отношении к действительности, а возросшее ощущение индивидуальности влечёт противоречивость в отношениях. Вместе с тем мы наблюдали, как двойственность внутреннего мира и представлений человека позволяет приобрести ему новый опыт, выйти на новый уровень взаимоотношений с Реальностью, выйти за рамки создавшейся ситуации или явления. Человек начинает более чётко осознавать процессы, которые происходят в нём и вне него, ибо может воспринимать их разносторонне, не только через отождествление с ними, но и отвлеченно, абстрактно.
По мысли А.Р. Лурия, «на ранних ступенях общественного развития, с преобладающими наглядно-действенными формами практики, формально-логические операции вывода ограничиваются лишь пределами наглядной практики. Радикальная перестройка общественно-экономического уклада, ликвидация неграмотности, включение в культуру приводят не только к расширению круга понятий и овладению более сложными формами языка, но и к формированию аппаратов логического мышления, позволяющих выходить за пределы непосредственного опыта» (Лурия А.Р. Язык и сознание. М. 1979 г., 263).
В процессе онтогенеза сознание переживает детство, зрелость и старость, каждый из этапов характеризуется своеобразием личностной структуры, изменением содержания значения слова и смысла, «вместе со значением слова меняется и та система психологических процессов, которая стоит за словом, и если на начальных этапах за словом стоит аффект, а на следующем — наглядные представления памяти, то на последнем этапе оно уже основано на сложных системах вербально-логических отношений» (там же, 67).
Вот как описывает жизненный путь индивидуального раскрытия сознания и отношений К.Г. Юнг: «Ребенок начинает свою психологическую жизнь в чрезвычайной тесноте, в сфере влияния матери и семьи. По мере созревания горизонт и сфера собственного влияния расширяются. Надежда и намерение нацелены на расширение сферы своей власти и владений, желание во все большем объеме распространяется на окружающий мир. Воля индивида все более и более идентифицируется с природными целями бессознательных мотиваций. Таким образом, человек, так сказать, вдыхает в вещи свою жизнь, пока они, в конце концов, не начинают жить и умножаться сами по себе и незаметно его не перерастают. Матерей превосходят их дети, мужчин — их творения, и то, что раньше вступало в жизнь с трудом, возможно, ценою огромных усилий, остановить теперь невозможно. Сначала было увлечение, затем оно стало обязанностью, и, наконец, оно становится невыносимым бременем, вампиром, вобравшим в себя жизнь своего создателя. Середина жизни является моментом величайшего расцвета, когда человек по-прежнему занимается своим делом с большой энергией и желанием. Но в этот момент уже зарождается вечер, начинается вторая половина жизни. Увлечение меняет свое лицо и теперь превращается в обязанность, желание неумолимо становится долгом, а повороты пути, которые раньше были неожиданными и представляли собой открытия, делаются привычными. Вино перебродило и начинает светлеть. Если все благополучно, проявляются консервативные наклонности. Вместо того чтобы смотреть вперед, человек часто непроизвольно оглядывается назад и начинает задумываться о том, как до сих пор складывалась его жизнь. Он пытается отыскать свои истинные мотивации и совершает здесь открытия. Критическое рассмотрение самого себя и своей судьбы позволяет ему познать собственное своеобразие. Но это познание дается ему не сразу. Оно достигается только ценой сильнейших потрясений» (Юнг К.Г. Проблемы души нашего времени. М. 1994, 208-209).
Человек по мере проявления своих потенций (онтогенез) и потенций Реальности (антропогенез), расширяет сферу своей актуальной вовлеченности в процессы действительности, реализуя свое тождество с Реальностью, он понимает, что он и есть Реальность.
При пространственно-временном рассмотрении деятельности сознания, по мысли Н.Н. Брагиной и Т.А. Доброхотовой, мы увидим, что формирование в нём чувственного и интеллектуального образов протекают асимметрично. В чувственном образе одномоментно схватывается и запечатляется переживание настоящего, которое затем переходит в прошлое. «Чувственный образ представляет собой законченное событие психической жизни или уже завершённое психическое явление. Каждый новый образ заполняет собой отрезок времени субъекта, превращающегося из настоящего в прошедшее время субъекта. Индивидуальное время и пространство «остаются» в образе в виде пространственно-временных меток, определяя уже отмеченную выше спаянность образа с одним из отрезков прошлого времени» (Брагина, Н.Н., Доброхотова, Т.А. Функциональные асимметрии человека. М. 1988, 188). Интеллектуальный образ зарождается в какой-то части настоящего психического переживания, затем он развивается с обращенностью в будущее. Мысль последовательно вызревает, приобретает определенные черты и качества, при этом реализуется она наиболее эффективно «в точно воспринимаемых субъектом реальных пространстве и времени» (Там же).
«В интересах опыта и с целью схватывания воспринятого интеллект разбивает переживание, — которое является в действительности непрерывным потоком, не¬прекращающимся процессом изменения и реакции без каких-либо составляющих, — на чисто условные «моменты», «периоды» или психические «состояния». Он отщипывает из потока реальности те кусочки, которые значимы для человеческой жизни, которые «интересуют» его, привлекают его внимание. Из них он создает механический мир, в котором и пребывает и который кажется ему вполне реальным до тех пор, пока не будет подвергнут критическому анализу» (Говинда А. Психология раннего буддизма. Основы тибетского мистицизма Спб. 1993, 146).
Анализ процесса развития сознания показывает, что одними психомоторными и психосенсорными функциями оно не ограничено, что биологическая и духовная стороны взаимосвязаны, а ассоциативные, ментальные и интуитивные формы сознания работают на расширение индивидуального субъективного существа и поддержание состояния равновесия. «Чем менее присущи человеку ненависть и отвращение (доса, патигха) – порождения его иллюзии обособленности (моха) и ослепляющего эго, - тем более он счастлив, ибо страдание есть не что иное, как скованность воли, безуспешно пытающейся устранить препятствия ею же сотворённых тенденций отделения и ограничения» (там же, 63). Таким образом, мы видим, что развитие человека характеризуется не просто ростом опыта, но и уровнем организации его отношений, преодолением антагонистического дуализма, освоением действительности как потенциальности, а далее и как Реальности. «Мы должны собрать воедино наш разум, прежде чем достигнем переживания ВСЕГО, ибо, прежде чем мы познаем нашу универсальность, мы должны обрести индивидуальность. Необходимо прогрессивное движение от нестабильного, хаотического сознания, подверженного чувственным впечатлениям, эмоциям и внешним воздействиям к направленному, т. е. к согласованному (координированному) или гармонизированному сознанию, обладающему свойством интеграции всех элементов своего восприятия даже в том случае, когда оно не направлено на какой-либо определенный пункт или точно очерченный объект» (там же, 168-169).
Человек существо всеобщее и конкретное, отвернувшись от лона природы и отказавшись от поддержки Отца Небесного, остается с одиночеством своего мира. Сознание, жаждавшее свободы «от» умозрительно получило её, каждый стал за себя и по себе. Сознание, оставшись наедине с действительностью, не смогло в одиночку принять его, отказ человека от всеобщей составляющей выбило основание его уверенности и надежд, отсутствие ощущения целостности – любви. Смыслы, потеряли свои вдохновляющие Всеобщие основания и стали искать опору в конкретном. Осознание Реальности как ограниченной действительности породило иллюзию ограниченности индивидуальной субъективности, что привело к её умалению. Мир сузился до эго.
По мысли Э. Фромма, разорвав первичные узы, сознание человека одновременно стало осознавать несоответствие между свободой от каких-либо связей и ограниченными возможностями для позитивной реализации свободы и индивидуальности личности, что привело в результате «к такой ситуации, что в Европе люди стали панически избавляться от свободы, опутывая себя новыми узами или прибегая к позиции полного безразличия и равнодушия» (Фромм Э. Бегство от свободы. Человек для себя. Минск, 1998, 56).
Сознание европейски мыслящего индивида, приняв свободу «от» ещё не доросло до свободы «для», свободы как ответственности и возможности. Раб, получив свободу, продолжает жить как раб, ибо он раб своих иллюзий, своих недостатков, своей узости и мелочности. Широта и развитие субъективности при обращённости вовне ограничена действительностью, поэтому необходимо и понимание развития своей потенциальной стороны, осознание себя единой целостной (потенциально-актуальной) субъективностью, необходимо проявление таких отношений, которые придают нашей жизни протяжённость и смысл. Необходимо освоение, что счастье во Всём, и каждый из нас может целостно переживать, понимать и принимать эту Реальность. Исследуя же феномен сознания, мы понимаем, что каждый момент движения сознания отражает всю систему, частью которой он является, а потому его восхождение есть развитие всех его связей и отношений, значений и смыслов.
Сознание движется и непрерывно изменяется в потоке действительности, оно раскрывает нам целесообразности и закономерности правильного (срединного, уравновешенного, гармоничного, должного и т.д.) делания, внутреннего единства Всеобщего и индивидуального, материального и духовного. Трансформации нашего сознания, попавшего в гущу жизни, имеют относительный характер; система, принципы и смысл взаимоотношений ситуативно угадываются нашей ментальностью, процесс увлекает нашу субъективность и в этом аспекте очень важно найти свое глубинное и изменчивое, целостное и множественное - найти Реального Себя.