Подсолнухи

Перстнева Наталья
То же самое озеро

Так и глядит, воображая,
Что это я в нем отражаюсь
На фоне неба и барашков –
А не оно в глазах бесстрашных,
Глядящих в озеро слепое.
Я тоже их сейчас закрою…
И посмотрим, что будет.


Сверчки в начале осени
                СанСану в продолжение детства

                кроватка была с решеткой
                за ней сидел мир


Луны бессонный паучок
За облаками звезды ловит…
Вот ты попался на крючок,
Как попадаются на слове.

Но разрывают ночь сверчки
С такою нежностью жестокой,
Что разреветься от тоски
Душе осталось одинокой.

И плачет, плачет над собой –
Паря над детскою кроваткой, –
Как над проигранной игрой.
У соли мокрый вкус и сладкий.

Что в мире ни свершись потом,
Они за ночь тебе пропели.
Что ни на этом ни на том
Не будет бархатней постели.

Что все случится, как должно
Случиться с каждою игрою.
И даже будет все равно –
И вот над этим плакать стоит.

А ночь за шторами стоит,
От той ничем не отличаясь.
Уже глядит в глаза мои
Осенних звезд седая стая.

Уже почти что не болит,
И потому болеть не может,
Что кожа больше не горит,
Что никакой не стало кожи.

По мановению огня
Вот-вот отступят волны мрака,
И Он посмотрит на меня
Глазами нежности и страха.

Как прокурор и судия.
Как осужденный и защитник.
«Поверь», – и тут поверю я,
Как в спрятанный от глаз термитник,

Все оплетающему чуду,
Единой мере бытия,
И больше спрашивать не буду
О ценах крохотная я.

«Что смысл вечности во всем и…»
И нужно только удержаться,
Босой и маленькой при Нем
Бессмысленно не рассмеяться.


Скрипичный переулок

*
Скрипичной улицы короткий завиток,
Не дольше оборвавшегося лета.
Здесь никогда не слышали смычок,
Порхающий над шляпкой оперетты.

Хотя как знать, но начались дожди,
Печальнее приморских эпилогов.
Что впереди? Ну как же, впереди
Аэропорт и дальняя дорога –

Куда-то в них, в большие города.
И, чтобы не затягивать прогулку,
Я говорю «с любовью, навсегда»
Всей тишиной Скрипичных переулков.

Дворовый кот сидит с дворовым псом,
Дворы соприкасаются носами.
Когда-нибудь друг друга мы поймем
Как навсегда непонятые сами.

*
И вот бежит последний лист
Последней корабельной крысой.
А воздух холоден и чист,
И океан зеленый высох.

Беглец торопится спастись
От набухающего моря,
С кромешным криком «Берегись! –
Того, что наземь рухнет вскоре…»

С одной заглавной тишиной
На каждой вытянутой жилке.
С холодным небом и со мной
С большой пробоиной в затылке.

*
Как заламывает руки
Этот кустик у окна! –
Ветер пятится в испуге,
Остается тишина.

Как всегда оно бывает
Перед криком посторонних.
Перед тем, что жизнь такая,
Чуть фарфоровей, чем слоник.

*
И тишина. Во всей посуде.
Во всех не сданных Сталинградах.
И никого уже не будет.
И ничего уже не надо.

И тишина, раскинув руки,
Стоит на улице холодной.
И ждет. Как во дворе старухи.
Кого-нибудь. Кого угодно.


Снег

*
Чуть фарфоровей, чем слоник…
Ты кричишь мне о любви,
Небо падает в ладони,
Перья сыплются – лови!

Снег ложится на ступени,
Утро в розовом снегу.
На разбитые колени
Мы упали на бегу.

Помню утро, снег в ладонях,
Жаркий обморок крыльца.
Наклонившись, небо тонет…
И не разглядеть лица.

*
С кем говорим мы, когда не с собой…
Ты отвечаешь, и я отвечаю –
Ветер мешает мгновенье с золой,
Ветер золу на ладонях качает.

Если следы остаются в снегу –
Кто-то прошел и уже не вернется.
Ветер губами касается губ,
Губы смеются – и ветер смеется.

Губы белеют от снега в руке,
Руки белеют от ветра в ладонях.
Где-нибудь там, в далеке-далеке,
Их на холодное небо обронят.


Кашалот

Окна, окна – там светло,
И уютно, и надежно,
И, наверное, тепло,
И мучительно, возможно.

Отчего же? – просто так,
Потому что ночь большая
И сочится полумрак,
Через стены протекая.

А кораблик вдаль плывет,
Всеми светится огнями,
Будто черный кашалот
Не охотится за нами.

Будто утром тишина,
Никому не отвечая,
Не застынет у окна,
Потерявшихся считая.


С видом на закат

В перьях розовая вата –
Все закат, закат, закат.
Будет ли рассвет когда-то?
Был когда-то, говорят.

Остается непонятным…
Так-то ясно, но одно –
Отчего на три заката
Ни рассвета не дано.


Подсолнухи

Здравствуй, лес! И Днестр-речка!
Сколько утекло воды…
Нет ни дома, ни крылечка –
Лес да поле да и ты.

Ты – не лошадь, а каруца,
Тише ноги волочи.
Если выпало вернуться
Без особенных причин,

Мы проедем незаметно,
Не тревожа никого,
Кроме духов, кроме ветра,
Мимо дома моего.

Духи выбегут навстречу,
Обнимаясь на ходу.
Солнце катится за речку…
Дальше я пешком пойду.

Чтоб телега не скрипела
От компании такой.
Чтобы не было ей дела,
Кто тут мертвый, кто живой.

Чтоб жилец и нежиличка
Шли в обнимку на закат,
К богу, к черту на кулички,
Шли бы день за днем подряд.

Шли дорогой, чушь пороли,
Вился дым от сигарет…
Все подсолнухи на поле
Повернулись мне вослед.


Трактат о проституции

*
опять подставили замочную скважину
теперь неудобно
вдруг спросят
а я недосмотрела

*
раньше звали в храм
теперь в кабинет
и тот психотерапевта
кажется я хочу молитвы
хотя бы от стихов

*
нет ну не нужно сразу в церковь
у Рембо и в борделе храм
а не объяснишь
что в стихах надо получать удовольствие не только проститутке

* РУС. ЛИТ.

вот бедняги эти Шаганэ
думала я когда приходилось запоминать кто с кем переспал
ну хоть чего-то со мной никогда не случится
но продолжала писать сочинения в рифму – просто для спокойной жизни
так вместо четырех с половиной листов брали одну страницу
наверное Феня Николаевна тоже хотела спокойной жизни

*
не надо верить заголовкам
это о религии

*
соборы горят
холодно в космосе
когда у меня будет хворост Господи я тоже добавлю
зачти

* ГУСЕНИЦА

бабочка красивая
люди злопамятные

* ОНА НАШЛАСЬ

она нашлась когда никто не ожидал
кукла без волос и в одном башмаке
страшная как зашедшее на огонек прошлое
из тех кому в холодильнике памяти не хватило места

волосы она потеряла когда мы с братом играли в парикмахера
вторую туфлю сгрызла моя собака
собаку отравил сосед
Золушка всех пережила ее жальче

столько лет ждать своего принца и прятаться на чердаке
на случай если он отыщет все-таки пропавший башмачок

* Я СМОТРЮ НА ЛУНУ

облака летят на север
вчера они так же бодро летели на юг
значит и там суета

луна смотрит на это все одним глазом и плывет по своим делам
хорошо когда тебя понимают


Проклятие фараонов

Я все хожу по этим улицам,
По городам, давно пустующим,
В них ничего уже не сбудется,
Но ничего уже не кончится.

Я возвращаюсь в пыльной обуви,
В дождевике, насквозь промоченном,
С неотвратимыми микробами
Бездомности и одиночества.

Наверно, это как-то лечится.
И вместе с ветром возвращается.
Передается в человечестве
И с человечеством кончается.

Как тишина, как, тем не менее,
Все голоса ее и песенки –
В моих пустующих имениях,
Как скрипы на бездомной лесенке.


На земле и на небе

А мир продолжает делиться на два,
Не соглашаясь на меньшее.
Синее небо, степная трава,
Только мужчина и женщина.

Чтобы до смертного края земли
Он ее нес на руках.
Чтоб вынимала она из петли
Даже на небесах.

Чтобы иначе – тоска до небес,
Снег с головы до пят.
Чтобы, последний и конченый бес,
Кто-то любил и тебя.


Елка
             Александру и Анжелике ко второму Рождеству от начала

У меня в окошке месяц,
Рядом звездочка горит.
Кто на тополь их повесил –
Ничего не говорит.

У меня стеклянный домик,
В белом домике снежок,
Зайчик, белочка и гномик –
Все стеклянные, дружок.

В домике веселый праздник,
Колокольчик динь-динь-дон.
Язычок кого-то дразнит
С Рождества до похорон.

Разве грустно, жалко разве? –
Спит картонная сова.
А у нас сегодня праздник –
А у нас все время праздник –
Рождество до Рождества.


Пангея

Когда устанут ветки лопотать,
Когда утихнет ветер беспокойный,
Остановив с падением листа
Тревожной звон под крышей колокольни,

Когда вот так – и мир, и день, и час
Замрут на месте, погрузившись в воду,
Где все еще придумывают нас
И тишина оттягивает роды –

Тогда слышнее в каждом горле крик,
А памяти бескрайняя пустыня
Полна, как самый первый материк, –
И тем пустынней острову отныне.

Там тьма миров случилась – и опять
Судьба не совершиться не посмеет.
И только слышно, как ведут рожать
И с криком разрывается Пангея.


Далеко от Гамельна

Когда корабль сел на мель?
Он засмотреться мог на воды,
Пока волшебная свирель
Будила крыс, дремавших годы…

Но хлынуло из всех щелей,
Наружу – и тотчас вовнутрь,
Пусть дыры смазывал елей
И в ноги падал перламутр.

Кто знает, лапами шурша
И на пол сплевывая жемчуг,
Могла крысиная душа
Слезой облиться, а не желчью?

Пожалуй, все-таки могла,
Иначе здесь, у преисподней,
Стояла бы глухая мгла
И не трубил бы рог Господний,

Раскачивая пустоту.
Нет, не упали стены ада,
Но оживало что-то рядом…
И ты порою слышишь то же?

Ну что сказать про красоту?
Была. Сияла. Сняли кожу.


Ангел мой

Когда чистотою сияли снега,
И небо зажгло миллионы светил,
И сам-то похожий на мотылька
Мой ангел в фонарных снежинках кружил –

О, как же тогда захотелось и мне
Поймать мотылька и вернуться домой!
А где-то горело окно в вышине.
Но что же случилось с погасшей звездой?

Я только гуляющий ветер ловлю –
Кого еще ждать на ночной огонек? –
Слетающий вороном в руку мою,
И чиркаю спичкой о коробок.


Из которых…

Был вечным полдень, ласковым был сон,
Ленивый ветер дальней грезой веял.
Как вдруг поднялся ураганный стон,
Обрушившись на мирные аллеи,

Сгибая все живое на пути
И мертвое навстречу оживляя.
Мне это море лиц не перейти,
Его глаза назад не отпускают.

Кто побежал, остался на бегу
В янтарном свете, яростно густевшем.
Я облетаю тополем в снегу,
Одной ногою – в здешнем и нездешнем.

Жужжит пчела, собрав нектар чудес
И приводя уснувший разум в чувство.
………
Примерно так скучает мелкий бес.
Наверно, так большой кроит искусство.


Венера

В каком-то из снов ты меня потерял.
В одну из ночей я тебя не нашла.
Звенит на рассвете прозрачный ручей,
Звенит колокольчик, поет соловей:
«Он умер от горя, в печали – она».
И кто-то приходит поплакать о них,
Когда отпускает поводья весна –
И пара коней промелькнет вороных,
По белому снегу двоих унося.
Копытам нигде не коснуться земли,
Тела не обнимет речная вода.
И вот уже лошади шагом пошли
Туда, где взошла голубая звезда.