Война для Ивана Прохорова закончилась в Берлине. Посчастливилось ему и на Рейхстаге отметиться и станцевать на его ступенях. Но вернулся он на Родину в сорок девятом. Оставили молодого двадцать двух летнего неженатого парня в Германии, настраивать мирную жизнь для местного населения.
В сорок шестом, вместе со своим командиром полковником Рыжовым, которого назначили комендантом города, прибыл Иван в один небольшой польский городок. Командир относился к своему адъютанту Ивану, как к сыну, который погиб в сорок втором на его глазах.
Однажды, получив увольнительную, Иван шёл по полуразрушенному городку и весна наполнившая улицу распустившейся первой зеленью и щебетом шумных воробьёв, словно подгоняла его к тому месту, где должно было произойти с ним то, что называется любовью. Он услышал вдруг странную музыку, которая лилась из побитого снарядами костёла. Ради интереса зашёл внутрь здания и, удивившись его убранству, сел на скамью рядом с входной дверью. Костёл был почти пустым. Впереди Ивана неподвижно сидела девушка и слушала величественные звуки, исходившие из неизвестного ему инструмента. Иван засмотрелся на тоненькую шею девушки, на светлые волосы, выбившиеся несколькими кольцами из-под подвязанной косынки. Он представлял её лицо и невольно улыбался.
Но когда музыка закончилась, и мужчина в чёрной длинной одежде встал из-за инструмента, она оглянулась на Ивана и, вытерев слезу, катившуюся по щеке, подошла к ксёндзу, который перекрестил её голову, пока она приложилась поцелуем к его руке.
Иван стоял и наблюдал за прихожанкой костёла. Она была ещё красивее, чем он её представлял, когда наблюдал за ней. И даже небольшой шрам на щеке, совсем не портил её лица. Его удивила только худоба незнакомки. Казалось, что её недавно освободили из концлагеря.
Ошарашенный её красотой, он стоял, наблюдая за ней не шевелясь, даже тогда, когда она вышла и за ней со скрипом закрылась тяжёлая дверь костёла, он не смог двинуться с места.
– Пше прашем пана? – Иван не заметил, как к нему подошёл ксёндз, недавно благословивший незнакомку.
Улыбаясь, он что-то говорил на своём языке, но Иван никак не мог понять, что он пытается ему объяснить.
– А, Маруся? Её зовут Маруся? – наконец догадался Иван.
– Так, так! Маруська нема.
– Маруся немка?
– То не так! Нема…– он стал показывать пальцем на свой закрытый рот.
– Немая?
– Так, так.
– А, с детства, наверно? – тихо сказал Иван и, повернувшись, хотел уйти.
Но ксёндз, положив ему руку на плечо, остановил его.
– То не так! Полицай! – ксёндз сделал движение двумя пальцами, и Иван понял, что Марусе полицай отрезал язык.
– Как? Фашист! – вскричал Иван.
– Так, так… Маруся естем в ним на Бялоруси, – он стал показывать в сторону востока.
– Она из Белоруссии?
– Так, так… она ест доброн дзевчинон. Не ображай ей.
Наконец Иван понял, что хотел сказать ему священник и вышел из костёла. Он и не собирался обижать и без того несчастную девушку, просто хотел догнать её и ещё раз посмотреть в такие большие красивые глаза, но Маруси уже нигде не было видно.
Дни летели, работа шла, а немая Маруся никак не покидала думы Ивана. Но однажды патруль привёл в комендатуру задержанную девушку.
– Это ещё что? – спросил комендант, встретив патруль с задержанной в коридоре здания.
Иван, шедший за командиром, сразу узнал Марусю. Красивая, так же опрятно одетая, с той же косыночкой чудно покрытой на волосах, как принято у здешних женщин. Её худобу заметил и командир. Руки, что соломинки, только и остались на лице глазищи, что два блюдца.
– Да, вот товарищ полковник. Молчит.
– Чего? – возмутился, полковник.
– Молчит, спрашиваем имя, фамилию и всё такое, а она смотрит на нас и молчит.
– Так может она того, другой какой национальности? – строго спросил командир.
– Да кто же её знает? Не знаем, что с ней делать. Документов нет…
– Это Маруся, – она немая. То есть… полицай её такой сделал, – сказал Иван, смущаясь и краснея, опустив глаза от взгляда удивлённо смотревшей на него девушки.
– Откуда такие познания? – ухмыльнувшись, спросил полковник.
– Знаю, – смутился Иван, чем вызвал улыбки товарищей.
– Может её врачу показать? – спросил полковник, но никто не успел ему ответить. Девушка, потеряв сознание, упала бы на пол, если бы во время не подскочил Иван.
– Так она, наверное, голодная! У неё голодный обморок! – так громко и искренне выпалил Иван, аккуратно придерживая незнакомку, что патрульные и комендант заулыбались.
– Отнесите её в нашу медсанчасть. Там разберёмся.
– Константин Петрович, так может она диверсантка? – сказал один из сопровождающих.
– Может. Документы при ней были?
– Нет.
– Так узнайте у неё, почему их у неё нет? Ах, да… Так может писать она умеет?
– Так мы думали, может она глухая, писали и на польском, и на немецком языке и на английском, молчит и всё. Теперь понятно, почему, ну написала бы!
– Ну, тогда напишите на французском языке, может на нём она поймёт, что вам от неё надо, – сказал полковник.
– Где же нам француза найти?
– Ладно, пусть сначала с ней врачи разберутся, – сказал, глядя вслед удаляющемуся Ивану с Марусей на руках комендант, – или Иван, а потом и мы разберёмся.
– Но слышит она отлично, – через несколько дней определил доктор, – никаких слуховых патологий я не нахожу. Хотя возможно при более тщательном обследовании что-то и найдётся. Но где его найти это обследование. А молчит она потому, что у неё, дорогие мои товарищи, нет языка.
– Я знаю… А почему она такая худая? – спросил Иван.
– Может такой родилась? – предположил полковник.
– Да нет, такой её сделали изверги. А худая, потому, что не умеет, есть без языка. Пока научится, ей нужна жидкая пища, кашки, супы.
При выходе из комендатуры, девушка столкнулась с Иваном. Ударившись лбами, оба заулыбались. Иван взял её за руку и отвёл в сторонку.
– Тебя зовут Маруся? – спросил он её.
Девушка, глядя на него с улыбкой только пожала плечами.
– Странно. Я Иван. А тебя зовут Маруся, – показывая на себя и на неё, говорил Иван, пока Маруся не закивала в знак согласия.
Через несколько месяцев, пожурив Ивана за несвоевременную любовь к немой девушке, да ещё с непонятным прошлым и увидев округлившийся животик Маруси, Константин Петрович, на свой страх и риск, сделал ей удостоверение личности. Так и стала Маруся являться гражданкой СССР, откуда по легенде полковника была угнана в Германию, там же вышла замуж за освободителя Ивана Прохорова и с ним же вернулась на Родину.
Иван полюбил Марусю всем сердцем. Маруся отвечала ему тёплой взаимностью. Со стороны странно было смотреть на эту пару. Вечно молчаливая Маруся и постоянно что-то говоривший ей Иван. Они рады были зарождению ребёночка, Иван как мог берёг свою жену, а Маруся расцвела и ещё больше похорошела.
Оба хотели скорее вернуться домой к Ивану, в небольшую подмосковную деревеньку, чтобы там и родился их первенец. Провожали их всей комендатурой. Полковник, пуская скупую мужскую слезу, крепко обнимал обоих и постоянно твердил, что обязательно они ещё встретятся.
Дорога домой была тяжёлой и для Ивана и Маруси. На территории освобождённой Белоруссии их машину обстреляла банда бандеровцев. Пока Иван вместе с остальными пытался их уничтожить, Маруся корчилась от боли. Когда всё закончилось, и Иван подбежал к спрятанной в кустарнике жене, то она уже была без сознания.
Маруся получила ранение шальной пулей в живот. Так и погиб их сыночек, даже не успев родиться. Молодой паре надолго пришлось задержаться в госпитале, где они узнали, что детей у них больше никогда не будет.
Вернувшись на Родину героем орденоносцем, Иван и дальше жил, как и воевал. К его военным наградам прибавились и трудовые грамоты. Маруся устроилась работать почтальоном. Каждый день, в любую погоду, нагрузив на себя большую тяжёлую сумку, на стареньком велосипеде развозила она по окрестным деревенькам корреспонденцию. Маруся любила свою работу. Особенно ей нравилось, когда люди, читали ей письма, пришедшие из воинских частей, где их сыны проходили срочную службу. Хотя война уже ушла в прошлое, но страх, что она может повториться крепко сидел в их сердцах. Они приглашали её в дом, угощали чаем и матери, плача от счастья, что с сыновьями всё в порядке и что войны больше не ожидается, благодарили почтальона за хорошие вести из воинских частей, где служили их сыны. А Маруся с улыбкой на лице, садилась на велосипед и катила дальше, развозить людям новости и радость от полученных весточек.
За много прожитых лет вместе с Иваном, она научилась писать. От этого жить им стало легче. Маруся Ивановна, как стали называть её люди всегда носила с собой небольшой блокнотик и карандаш и связь с людьми стала у неё двухсторонней.
Так и узнал Иван то, что никто и никогда не узнал бы, если бы он не вернул её тогда в Польше к жизни. Потому, что вернулась к Марусе память, давно вернулась, но сказать она не могла, а писать не умела.
Родилась она в приграничном с Польшей хуторе. И звали её Ганкой. Когда фашисты вошли в Белоруссию, отец забрал семью и ушёл вместе с другими жителями в леса, на болота. Потом организовал партизанский отряд, в котором был ему помощником один из деревенских соседей. Только сосед этот оказался предателем и фашистским доносчиком.
Ганки не было в отряде, когда по его наводке разбомбили весь отряд. Никто не выжил. Так Ганна стала сиротой. Не зная куда бежать и что делать дальше, она вышла в соседнюю деревню, где на свою беду стояли фашисты, и встретила там предателя. Просто так он не убил свою пленницу.
Поиздевавшись над бедной девчонкой, он отрезал ей язык. В надежде, что она не выживет, сбросил её в овраг. На её счастье, истерзанную и с окровавленным ртом, её подобрал ксёндз, неведомо как оказавшийся в том месте. Он спрятал её в костёле, выходил и назвал Марусей. Очнувшись, и поняв, что она лишилась языка, Ганка несколько раз хотела наложить на себя руки. Умереть ей ксёндз не дал, но из-за полученного недуга она сильно похудела.
Шло время, бежали годы. Как бы там не было прожили Иван с Марусей душа в душу много лет в Подмосковье. Иван до последнего крутил баранку. Жили, как все. Даже однажды на курорт съездили по путёвке для ветеранов войны. Только каждое девятое мая грустил Иван о том, что никак не может он найти своего командира полковника Константина Петровича. Каждый год ездили они с Марусей в Парк Горького в Москву, где собирались ветераны, но встречи с командиром так и не получилось. Но Иван не теряя надежды, всё писал и писал письма, пытаясь найти дорого человека.
– Чувствую, Маруся, в этом году обязательно встретимся с полковником.
Готовился к празднику Иван всегда заранее и основательно. А в этот год и костюм новый купили, а Марусе платье справили. И ордена и планки Иван привёл в порядок. И пилотку старую не купленную, а свою боевую достал из комода.
– Маруся, чувствую, что в этот наш приезд девятого мая в Москву, встретимся мы с полковником, – мечтал Иван, представляя долгожданную встречу.
Всё дальше жизнь уводила людей от страшных дней войны. Отстраивались города, вставали на ноги колхозы, люди стали жить зажиточней. Новое поколение шагало в новую жизнь. Прежнее поколение, набирало возраст, теряло силы. Но старались не терять оптимизм, и жили воспоминаниями, которые не сотрёт из памяти ни один недуг. Поседел, но держал себя в форме пенсионер Иван. Ганка тоже не отставала от него. Так же работала на почте, развозя по деревням уже не на велосипеде, а на запряжённой в телегу старой слепой кобыле почту по всё тем же деревням.
Март в этом году выдался холодным. Приболел Иван. Заныли натруженные суставы от непогоды или от долгой жизни. Ждал свою Марусю, когда она рядом, казалось, и боль отпускала, и на душе становилось легче. Включив электрический самовар, подаренный им с Марусей как-то ко дню Победы, он выглянул в окно. По двору к дому, оглядываясь, шли два незнакомых парня.
– Никак пришлые, – с тревогой подумал он и прижал ладонь к сердцу, которое почему-то сильно забилось, не предвещая ничего хорошего.
С грохотом открылась входная дверь в сенях и так же шумно распахнулась дверь в комнату.
– Что вам надо? – почувствовав беду, спросил Иван, – кто вы такие?
– Не шуми дед, – ответил парень в чёрной куртке, – лучше скажи, где держишь гробовые? – спросил он, неприятно ухмыляясь.
– Мне гробовые не нужны. На тот свет ещё не собираюсь, – Иван старался ответить как можно спокойней, – идите по добру, по-хорошему.
– По-хорошему, как видно не понимаешь? – проговорил второй в такой же, но красной куртке и стал выбрасывать вещи из полок старенького шифоньера.
Парень в чёрной куртке подошёл к старику и схватил его за грудки.
– Дед, не заставляй меня применять к тебе силу. Размажу по стенке, бабка не соберёт. Кстати, где она?
Мысль, что Маруся должна вот, вот вернуться, пронзила сердце Ивану, он рывком выкрутился от цепких рук бандита и кинулся к столу, на котором стоял самовар с горячей водой. Схватив его за две ручки, он облил водой парня. Послышался отборный мат обожжённого бандита и его подельника. Озлобленные они накинулись на Ивана. Повалив его на пол, били ветерана не жалея сил, превратив уже безжизненное тело старика в кровавое месиво.
– Всё, хватит, уходить пора, – сказал бандит в чёрной куртке, стряхивая с себя мокрой белой скатертью воду и кровавые брызги.
Вдруг послышался скрип двери. Бандиты вздрогнули и обернулись. Оказалось, что это медленно открывалась дверца шкафа, из которого показался новый костюм Ивана, с начищенными медалями и двумя орденами «Красной звезды», словно показывая убийцам, над кем они поиздевались.
– О! Смотри, недаром испачкались, – сказал один из них и стал снимать ордена с костюма.
Маруся, несильными ударами кнута, подгоняла старую кобылу. Сердце сжималось болью, предчувствуя что-то нехорошее. Подъезжая к своему дому, она поняла точно, что с Иваном что-то произошло. Она увидела, как из дома вышли два парня. А когда в руках одного из них что-то сверкнуло, она поняла, что Ивана больше нет. Не отдал бы он свои награды просто так. Значит, бился до последнего.
Маруся с силой ударила кнутом по лошади. Старые низкие воротины разлетелись в разные стороны. Напуганная лошадь влетела во двор, сбив с ног, не успевших опомнится бандитов. Соскочив с телеги, с кнутом в руках, Маруся подскочила к бандитам и сильными ударами кнута, не давала им подняться с земли. На мгновение ей показалось, что она бьёт того предателя, из-за которого она потеряла всех своих родных и кто сделал её немой. Потом, ей привиделось лицо бандеровца, которого она видела в том бою, чьей пулей убили их с Ваней сына. Она хлыстала кнутом с такой силой и частотой, что ей казалось, что в её руках не кнут, а автомат. И она стреляет по этим малолетним бандитам, по этим извергам в человеческом обличье.
Подбежавшие соседи, заметив неладное и связав убийц, долго не могли понять, откуда у этой худенькой пожилой женщины взялось столько сил. Но им было невдомёк, что она била их ненавистью.
Хоронили Ивана с уважением и почестями. В этот день и Маруся чуть не умерла. Её еле подняли с могилы мужа. Она лежала на сырой земле, и не хотела вставать, только плакала и мычала что-то, а что никто разобрать так и смог.
А девятого мая, пришли к ней в дом из поселкового совета поздравить с днём Победы, а Маруси и нет дома. Соседка показала записку, которую она для неё оставила.
«Поехала в Москву в Парк Горького на встречу ветеранов».
Кто бывал в день Победы в те годы в Парке Горького, тот мог видеть маленькую сгорбленную от старости старушку, которая каждый год стояла у большого фонтана с орденами мужа на груди и табличкой в руках. «Мой муж убит негодяями. Это его медали. Он очень хотел встретиться с вами ветераны и найти своего командира».
И хотя на табличке указана и часть, и номер полка и Армия, в которой воевал Иван, с каждым годом всё меньше и меньше ветеранов подходили к ней, чтобы пожать ей руку. Увы, время неумолимо. Но всё больше и больше оказывалось в её руках цветов, которые дарили ей люди молодые и не очень, военные и дети. Цветы, которые увозила она для того, чтобы возложить их на могилу мужа.
Её так и нашли, в очередную дату Победы над фашизмом, лежащей ничком на могиле мужа, среди подаренных благодарными потомками цветов.