Имя для сына

Эдуард Струков
Во второй раз жена Степанова
рожала легко и радостно — вошла во вкус.
В августе они отметили годик дочери,
перебрались в заводской малосемейке
в комнату намного попросторней —
после первой, на десять квадратов,
им дали ордер на сущие хоромы,
на восемнадцати квадратах было где разгуляться,
разместились шкаф, диван, стол, кроватка
и даже кресло в углу для Степанова,
тщетно пытавшегося выспаться перед работой —
доча давала им ночами концерты от души.

Степановы по всем приметам ждали мальчика,
УЗИ тогда были ещё фантастической редкостью,
жену с вечера увезли в роддом,
дочку забрали к себе родители —
в ту осень 1988 года Степанов летал по стране,
приезжая домой в лучшем случае на неделю.
Великую страну корёжило и раскачивало,
словно огромный корабль, попавший в шторм,
хозяйственные связи рвались и путались,
народ ударился с головой в политику,
у газетных киосков выстраивались очереди,
самолёты летали с большими задержками,
продуктов и товаров в городах не хватало,
кушать командировочным было негде и нечего —
словом, времена были форс-мажорные и шалые.

Но Степанов знал, за что он страдает —
ему совершенно точно пообещали КВАРТИРУ,
целых две комнаты с кухней и санузлом
в новом заводском многоэтажном микрорайоне,
после малосемейки с общей кухней и шумными соседями
сама мысль об этом подымала Степанова в бой.
Ему повезло, командировок пока не намечалось,
Степанов отвёз жену в роддом и ждал известий,
бродя от кабинета к кабинету и сияя,
словно начищенный к празднику самовар —
и вот в обед он наконец-то узнал, что стал дважды отцом.

Но тут разверзлись двери в чертоги богов —
с очередного совещания примчался его начальник,
черноглазый красавец-атлет с горячей южной кровью.
Выяснилось, что надо срочно лететь в Сумы,
размещать там важнейший наряд на точное литьё,
который нежданно-негаданно выдало министерство.
Степанов работал заместителем начальника отдела,
поэтому хотя и отдувался за всех,
зато был специалистом по всем вопросам —
от ремней, подшипников и химикатов
до сортового проката, эмалей и спецсредств.

Словом, вылетать нужно было ещё вчера.
С билетом в кармане расстроенный отец
в половине пятого вечера явился в роддом,
счастливая мать развела руками — надо так надо —
оставался нерешённым один важнейший вопрос:
как зафиксировать имя сына-наследника?

Степанов подошёл к делу серьёзно —
когда-то он сам был назван по приколу.
по бумажке, вынутой из чьей-то вонючей кроличьей шапки
из кучки таких бумажек с разными странными именами,
маялся потом с редким именем всю свою жизнь —
могучий прадед его плюнул, услышав имя правнука:
— Собачья кличка! Назвали бы Трифон... Али Дормидонт...

Степанов давно знал, как назовёт сына.
Был у него в детстве хороший дружок Лёшка Матвеев,
фамилия его родителей очень нравилась Степанову —
звучная, распевная, русская —
в деревне произносили её «Матвейёв»,
старший Матвеев был директором сельской школы,
жена его преподавала немецкий язык,
дружила с матерью Степанова, потом рано умерла.

Сам Лёшка был тихий светлый парнишка,
пропавший куда-то однажды и навсегда —
был ли он, не был или придумался Степанову —
осталось для того навек полной загадкой.
Но на ласковое созвучие «Матвеев» отныне
откликалась душа Степанова как на некий пароль.

Тёща, мгновенно возникшая на горизонте,
начала пачками выдавать модные имена —
дескать, езжай, зятёк, и без тебя всё решим,
но коварный Степанов поступил по-своему —
получив квиток из роддома о рождении сына,
он немедленно помчался в местный ЗАГС,
по счастливой случайности стоявший за углом.
Однако рабочий день там уже заканчивался,
Степанов напрасно тряс перед тётеньками
командировочным удостоверением и авиабилетом,
показывал даже разрешение на оружие,
рассказывал всякую небывальщину — всё зря.

И тут одна дама доселе невиданных им размеров
неожиданно спросила у новоявленного отца,
собравшегося было уходить ни с чем:
— А имя? Какое имя у вашего мальчика?
Степанов ответил, дама всерьёз заволновалась:
— Девочки! У нас такого имени ещё не было!
Давайте оформлять, а то уедет наш папочка,
назовут опять Максим или Артём какой-нибудь,
восспади, что за люди, никакой фантазии...

Через пару часов счастливый пьяненький Степанов
выслушал с ухмылкой пожелания родственников
относительно имени своего новорождённого сына,
потом вынул из кармана свидетельство
и смачно припечатал его к столу — поздно,
его сына отныне и навсегда звали Матвей,
и был он единственным мальчиком в СССР,
которому выдали свидетельство о рождении
в день его рождения, 21 октября 1988 года —
через пять часов после появления на свет.

На следующий день Степанов улетел в Киев,
променяв тёплую цветастую приамурскую осень
на холодные украинские дожди,
жену с сыном из роддома забирали без него —
конечно, ей взгрустнулось по этому поводу.

Но времена требовали терпения и труда,
Степанов работал как папа Карло —
была тогда такая невесёлая присказка —
вскоре, в связи с рождением второго ребёнка,
его передвинули в очереди на жильё,
а через год Степановы получили наконец-то
большую трёхкомнатную квартиру,
показавшуюся им настоящим дворцом.

Тогда, в последние годы развитого социализма,
государство почему-то раздавало трудящимся
огромные светлые квартиры совершенно бесплатно…