Мы-то Европу очень даже понимаем,
Хотя она коварна и порой смешна,
Попытки взять нас силой принимала,
И всякий раз была побеждена.
Но и тогда её культурой восхищались мы,
И той порой зачитываясь дивными творцами,
Следя за тем, как человек рождается из тьмы.
А что творила живопись с нашими сердцами?!
Забыв себя, тонули в музыке сладчайшей,
Хотя и ею нас не обидел Бог,
Приобщая к ценностям своим и величайшим,
Чтоб жили мы, не ведая тревог.
И эта просвещённая Европа, но другая,
Никак не хочет нас понять,
Что у России нашей судьба совсем иная,
И быть другой она не может стать.
К чему уловки ваши и проказы,
Сомнительные ценности, права…
Под их прикрытием сами вы ни разу
Не были чисты, как та весенняя трава.
Но нам, ведь мы другой породы,
Других воззрений, совести, мечты,
При всей суровости природы,
С уделом нашим – покоренье высоты, –
Зачем нам чьи-то ценности, свободы,
Когда у нас имеются свои?
По ним живут веками все народы,
В какую из республик не войди!
Приветят так, что вам не снилось:
Душа открыта, искренность в глазах,
И это вовсе не этикета милость,
Не равнодушье ваше на устах.
Но вы, конечно, большего хотите,
Играючи, спешите отвести свой взор,
Чтоб варвары, как вы обычно нас зовёте,
Не увидали тайный ваш позор.
У вас в крови, испорченной веками,
В славянский мир всегда нести раздор,
Хотя прекрасно знаете вы сами,
Что порой несёте откровенный вздор.
И мы – кто в мире этом не был грешен, –
Случалось, что сбивались с доброго пути,
А запоздалый груз потерь, он неутешен,
Умом-то задним мы готовы безошибочно идти…
Как выяснилось позже, природа отдыхала
На лицах, что страною правили тогда,
Пока mаdаmе Тэтчер средь них не отыскала
По духу своего в те полусонные года,
Сказав, что скоро будут и в России перемены.
А перемены, кстати, были нам нужны,
Но кто б подумать мог, что впереди – измены,
Пройдутся штормом – и смоют полстраны…
Забудутся на время жертвы предков,
И в тень уйдёт, что звали мы мечтой,
Такое происходит с человеком, и нередко
Перестаёт он быть самим собой.
Но вдруг очнётся, словно чей-то зов услышав,
Поймёт, что счастье вовсе не в деньгах,
Что в бренной жизни есть что-то повыше,
И чувствуя, что Русь уже несёт к тем берегам,
Он вдруг поймёт со скорбью и тоской,
Что, кажется, давно о том подумывал и сам,
А дни бежали за делами дымной полосой,
Не оглянуться, не присмотреться к небесам,
В которых столько таинства, загадок,
Где столько отдыха тоскующим глазам,
Тот мир, поистине чарующий и сладок,
Живет в душе. Такое тож не снилось вам.
И не могло, ведь вас среда сработала другими,
Не обойтись вам в этом мире без интриг,
Веками жили среди них, и даже ночью с ними,
Ложась в постель, прокручивали миг:
«Случилось что-то в королевской половине?»
А мы, в том памятном, семнадцатом году
Постигли новизну такую, что нет покоя ныне,
Она нам грезится сегодня на роду.
И вызывает сожаленье, что не успели,
Что не достроили, плутая в ложности идей,
И тем заветам, прощальным, звавшим к цели,
Последнего из всех прославленных вождей,
Его наследнички сумели пренебречь…
Но не о них, бездарных, идёт сегодня речь,
Хотя они и привели державу к девяностым…
А Он как будто сквозь века глядел,
Не просмотрел и мерзость всех тридцатых,
А у державы предвоенной хватало дел:
Сотни заводов, фабрик ей недоставало,
И по стране Наполеонов столько развелось,
Каких ещё на свете не бывало…
Из древности Руси кровавой так повелось.
Мерещились глаза Петра, Ивана Грозного…
Судьба России теперь в руках Его,
А пред страной «болота» мрак стервозного…
И риск огромен – не замечать всего…
Итог войны, создание щита от Штатов,
Грозивших ядерной бомбёжкой,
Заставили подумать и о будущем Советов:
Какой теперь идти дорожкой?
Он много видел, много знал, и «Капитал»
Проверил опытом великих строек.
И Марксову теорию тот опыт отрицал.
А большевик, каким Он слыл, был стоек.
«Нам нужна теория. Без неё нам смерть», –
Таков был вывод. Но силы были на исходе
В том яростном за новизной походе…
За что теперь
с лица земли готовы вы страну стереть?!
И ведёте себя так, как будто королева…
Забыть не можете былых времён,
Когда гонимые ветрами каравеллы
Спешили к вам со всех сторон
С несметными богатствами колоний?
Да, вы жили и тогда уже в земном раю,
Не испытав особых гроз и молний,
Не то, что мы, в своём глухом краю
Сохою древней добывали хлеб насущный,
Пока дерзанья миг не наступил,
И труженик, идее человеческой послушный,
Себя хозяином большой страны не ощутил…
Потерь своих вы нам, конечно, не простили,
Спиной мы чувствовали ваш взгляд косой,
С тех пор немало бед вы нам понатворили,
Придёт пора ль, чтоб подружиться с головой?
Хотя бы для того, чтобы торговлею заняться,
И в рост не брать, по-божески, обеим сторонам,
Не думая о том, как половчей обороняться…
Представьте только, чтоб тогда светило нам?
И вместе с нами – вам!
Не знаю только, представить даже не могу,
Знакома ль вам чужая радость,
Успех чужой, какую сладость
Он вызывает в вашем сердце и мозгу?
И почему вам в мире с нами не живётся,
Без всякого коварства и вражды?
А жизнь так коротка, как в песенке поётся,
Зачем же брать пример с Мамаевой орды?
Века не те!
Вы у военных про последствия спросите,
В такие времена – великий грех не поумнеть…
Но вы упрямо снова смертью нам грозите,
Что впору шарику земному умереть!
Так неужели, в самом деле, вам надоело жить,
И прекрасную планету так бездарно погубить?