Дрожали ресницы нервно.
Слова вырывались вольно.
Закушены были губы,
заломлены пальцы рук.
Все было так неумело,
и, кажется, так невольно –
ворвавшийся в окна ветер
и хлопнувшей двери звук.
И были немые лица,
спешащих домой прохожих,
и длинная вереница
блестящих в ночи огней,
и крупные капли боли,
застывшие на ресницах -
дебют одиночной роли
все ярче
и все мощней.
Свежее встают рассветы,
сочнее горят закаты,
Так многое можно в малом
теперь уже уместить.
Никто мне не скажет,
где ты.
Никто мне не скажет,
как ты…
Лишь в храме прошепчут тихо:
с молитвою отпустить.