Я – Каспий перекрёсток Азии с Европой,
с сенсационной эратропой...
Я – Волга, разливаясь весной на поля,
Каспий тискает мне рукава,
и внутри меня точно море с нуля
отрыгается килькой солёной Земля.
Я угрюмее туч, беспощадно могуч,
распустившимся норовом неуёмно скрипуч;
захлестну и парирую саваном пены,
завитками зыбучими подмахну валам крены,
и затухшие звёзды верх дном, зачерпну неводом…
– Смотрите-ка, пробирка разболталась,
нефтепродуктами накачалась –
воронка для Куры с Уралом...
– Бея наотмашь до боли
след оставляю каменной солью,
одутловатость тебе не к лицу,
лучше дай обниму на плацу.
– Брошенный на произвол
с межпредледниковых дол,
отчленился без резца льдистостью праотца
МИРОВОГО ОКЕАНА. Каспий, парень окаянный,
и у края бытия, дух армады не тая,
за наядой по пятам Апшерон прибрал к рукам.
Его не душат кружева, жемчужной пеной опоясав берега,
а благородной седины прибой играет в поддавки с рекой.
– Ковчегу Ноя грез припомнил и Арарату посох продлил,
уйдя к Тамариным ногам вымаливая страх, я сам
христианскую веру ей в косы вплетая, от трофея идолов оберегая,
не лукавя познал, сколь велик и богат,
ни азарт, ни магнат – я, державный формат;
и Ворота ворот, на халифский престол,
и бурлящий страстями базару подол.
Я и гавань судам от фелюг до галер многовёсельной каторги чёрных холер.
– Ты море морем, я же атлас рукотворных морей
водохранилищ, шлюзов, ГЭС, лиманов и дельт без дверей,
не занять двух экваторов, влёт их площади воды мои обовьют.
Как ни крути, ты же – собака на цепи месторожденья газа и нефти...
– Крутая база, на службе у меня погода даже,
укрытая плащом тектоники, власть климата в объёме теневом,
гигантским ледникам обязана, как анти-реки и озёра поводом…
– По штату сторож, вахтёр по совместительству,
волнами твой аквабалет, пугалкой до неба крикет,
и сеткой рабицой мычит и за собою волочит…
– Ты, горе-моревед,
ракушками заросший, непутевый…
– Не стоит на меня воздействовать сурово,
поверьте на слово, в эфире я самоочищаемый плёс в мире…
– Ты, плеть хвостатая, меня пасёшь конвоем,
футляр с пипеткой, распластавшись рукавами пройм…
– Ликуй, скорлупка ледовитая,
бассейн твой обмельчал,
вот жилистыми руслами и няньчаю тебя…
– Мне Волго-Дон тоже родня,
в наследнички заявлен у меня…
– Увы, увы, увы,
их воды минерализованы
с подачи Черного и пресного Азовского, алаверды,
с твоим солёно-северным несовместим режим воды.
Угрозою гипертоническими кризами страшны…
– Да уж, риторик серных бензо-жигалка времен Патрокла, аморалка,
ея мамона единой впадиной была, блестяще-чистой поймы,
для рек надёжные обоймы,
но праотец, бесценный тот подарок осушил до дна,
а ты, Сереночка моя, по-прежнему себе верна …
– Трансмиссия и одиночество – твоя семья…
– Деликатность моего имя-отчества
еще одержит верх над одиночеством.
– Кубань, поди, ещё куда не шло, Печора с севера подставила б плечо,
а ты цепляешься за Дон, ресурсов бесполезный полигон,
он нивелировать и ценность подрывать, а мне-таки удар держать.
Я плеть хвостатая тебя пою, пою и колыбельную спою,
желая в унисон, а ты, подкатывая, бьёшь щелбан,
ну как с тобою разговаривать, пардон…
– Щека к щеке на языке переговоров…
– Ой, жутки мне твои оскалы,
то ты лоскут, то одеяло.
– Хвост прищеми, ты в двух шагах от жаждущей пасти
не посрами.
– Сочувствую озлобленный невроз, но будучи терпимая до слёз
от большей разницы, испытываю страх к багряной поднебесьеце, мне крах,
где волны мои, гонцами её распоясавшись, поднимаются из воды,
хлынут топью, хуже Вещей Орды…
– Дождёшься, непокорная с понтую,
возьму пяту опорную, как запятую
в чугунно-лиловые молы ворвусь,
а дольше на шлюзы, на шлюзы метнусь.
– Так тонюсенькие берега и обыгрывает река по маня,
но не выиграешь шлюзы сорвёшь, когда
залив с "Генуэзца" устроишь тогда
и ни Волги, ни покорного следа не видать тебе, старина.
– Старина? Ты, клюка моряка...
– О, ископаемый, что возраст, что порода.
– Я нерестилище значенья мирового, фаунистического рода…
– Воронка для Куры с Уралом,
всей влагой с гор питают ненасытного питона – мало-малом.
Ну, эмиграция – не мор, а чтобы флора на дыбы не встала
пучина скакуном морским плясала,
дабы не гибли микроорганизмы,
животным совершат они молебны.
Благо тяжёлых фракций подноготная в лицо себя узнала.
– Ух, ты моя амфибия, икрою мечешь на ходу события,
имея собственное ложе. Непостоянство тебя гложет?
– Ты, ложе-русло мне прокладывал вельможа?
Сырой туман промозглый пью и ем,
а горизонт отсутствует совсем.
Обошедшая боком отмели яроводий
вписалась тщательно в дельту колониальных гнездовий.
– На пенсии потомкам сказывай по чём,
морпёхом путь себе прокладывала и зачем.
Вот мать сыра под нами, между прочим.
Спросим?
– Давно бы так,
а то всё праотец, да праотец – праотчим.
Сличим?
И я не буду спорить, будучи с куратором моим.
– То-то, в чешуйках рыб до глубин твоя рубаха
то пена из боа (лебяжьей дельты) взята,
так обросла ряскою вода. Где леди?
Как будто ломом опоясали медведи,
береговой рогоз-камыш одно и то же,
уж не вопьёшься, как бывало, в уста твои, похоже
и зла ты потому, негоже…
– О, Боже, «жуй мочало»!
… Да, стынет у меня душа пажа, и серебрится мой "фасад",
и тысячами лебедей я умирал, за хороводом волн твоих кружа,
стрелой взметнувши в небосвод и камнем броситься готов, тебе служа.
– Постой, постой, знакома философия твоя, фасад,
азиец или европеец ты – не факт,
и минут, и секунд ласк не нужен твой шарм
в поединке не сгинет волн моих караван.
Доброй ночи и спокойного утра тебе, атаман
я, твоя центральная магистраль – "Волгобан".
– Судоходство твоё оприбреженное, я профан,
не какой-нибудь твист, или мужской канкан,
но буравит глубины мои мятежные зоны шельфовые, не спрося туман.
Ты ж, жемчужиной дельты, взошла, атаманша моя, на престол,
нимбом свит из нильского лотоса сонетов венок – мой посыл, как посол
осеянная, закрепощен желаньем одним, уносить за зигзагом зигзаг
послушные воды в недра свои, и "осетром разинул жабры"* ледовый лязг!
"Холодно Каспию, старый ворчит:
Длится зима утомительно долго,
Норд, налетев, его волны рябит;
Льдом его колет любовница-Волга!"
В.Я. Брюсов
Ну как тут этому поверью не поверить!
P.S.
Кто только здесь не побывал: длинноволосый бородатый конник скиф
на легкокрылом скакуне, скрипя седлом галопом риф,
марая за верстой версту извне, национальной катастрофы по вине…
И где кавалерия тяжелая сарматов вооружившись пиками, когда-то
прямым мечом и убивать, не горевать, желала брать,
передала свирепым гуннам эстафету, ассимилируясь при этом,
лук дальнобойный с плетёным кожаным арканом
тесня, разорял варварски до и после скифские цивилизации.
Терпимость к верованиям и благодать земель,
с их стороны потеря всякого стыда, такая карусель:
широкоскулый тюркский всадник и хазар,
акациры, барсилы, савиры, авары, аланы, булгар…
И многие-многие другие покорители мира,
охотнички караванных трасс за каспийским наваром, под ударами янычар.
Симфония романтики трещит по швам,
от разорений Македонского, щита надтреснутого пополам.
Фотография найдена в интернете.
Информация почерпнута из книги "Тонущие города" под авторством Г.А. Разумова и М.Ф. Хасина.
* Н.А.Клюев