Первый румянец рассвета блестит
на окроплённой росой
лесной листве.
Воскликнул чтец небес:
«Друзья, пришли мы!».
Они остановились, огляделись.
Там по обеим сторонам дороги аж до горизонта –
маис созревший, – золотистый и весёлый
ответ земли на утреннее солнце.
Идёт неспешным повседневным ходом жизнь
в деревне у холма, как и в другом селении – у реки.
Гончар вращает колесо, дрова на рынок дровосек везёт,
коров на пастбище погнал пастух
и женщина кувшин на голове несёт к колодцу.
Но где же королевский двор, где копи золотые,
таинственная книга волшебства,
где тот мудрец, что суть любви познал?
«Не могут звёзды ошибаться», – заверил чтец небес, –
«Они указывают направление».
Почтительно идёт он к роднику, –
кипит источник, словно утро,
олицетворённое в слиянии слёз и смеха, –
у придорожных пальм, где в воцарившейся тиши
стоит листвою крытая избушка. Рядом
сидит какой-то бард, пришедший с неизвестных берегов, поющий:
«О, Матерь, дверь открой!».
Наискосок луч утреннего солнца пал на эту дверь;
толпа, собравшаяся у дверей, почувствовала, что
в крови песнь сотворения зазвучала:
«О, Матерь, дверь открой!».
Открылась дверь:
Мать на простой постели из соломы
сидит с младенцем на коленях, –
как утренней звездой рассвет, сверкает, –
а ждавший у дверей луч солнечный сошёл на голову ребёнка.
Поэт на лютне заиграл и спел:
«О, славься новый человек, рождённый к вечной жизни!».
Они, – король и нищий, святой и грешник, умный и глупец, –
запели, павши на колени:
«О, славься новый человек, рождённый к вечной жизни!».
Старик с востока про себя бормочет:
«Я увидел!».
Текст оригинала:
Rabindranath Tagore
The Child
The first flush of dawn glistens on the dew-dropped leaves of the forest.
The man who reads the sky cries:
"Friends, we have come!"
They stop and look around.
On both sides of the road the corn is ripe to the horizon,
-- the glad golden answer of the earth to the morning light.
The current of daily life moves slowly
between the village near the hill and the one by the river bank.
The potter's wheel goes round, the woodcutter brings fuel to the market,
the cow-herd takes his cattle to the pasture,
and the woman with the pitcher on her head walks to the well.
But where is the King's castle, the mine of gold,
the secret book of magic,
the sage who knows love's utter wisdom?
"The stars cannot be wrong," assures the reader of the sky.
"Their signal points to that spot."
And reverently he walks to a wayside spring
from which wells up a stream of water, a liquid light, like the morning melting into a chorus of tears and laughter
Near it in a palm grove surrounded by a strange hush stands a leaf-thatched hut
at whose portal sits the poet of the unknown shore, and sings:
"Mother, open the gate!"
A ray of morning sun strikes aslant at the door.
The assembled crowd feel in their blood the primaeval chant of creation:
"Mother, open the gate!"
The gate opens.
The mother is seated on a straw bed with the babe on her lap,
Like the dawn with the morning star.
The sun's ray that was waiting at the door outside falls on the head of the child.
The poet strikes his lute and sings out:
"Victory to Man, the new-born, the ever-living!"
They kneel down, -- the king and the beggar, the saint and the sinner,
the wise and the fool, -- and cry:
"Victory to Man, the new-born, the ever-living!"
The old man from the East murmurs to himself:
"I have seen!"