Случилось днем прогуливаться вместе,
и вот нам открывается картина:
среди смолой скрепленных старых вишен,
прилично отступивший от дороги,
в разросшейся траве тот самый домик,
о нем-то мы и говорили, – дверь
и пара окон – весь его фасад,
свежеокрашен ливнем в темный бархат.
Мы с пастором остановились. Он
вперед рукой тянулся так, как будто
на ней старался удержать коттедж,
одновременно раздвигая листья.
«Как мило, – он сказал. – Вперед. Никто
не будет против». По едва заметной
в траве дорожке мы с трудом добрались
до подоконника и лбы прижали
к оконному стеклу. «Вы поглядите, –
сказал он. – Всё осталось как при жизни.
И сыновья не стали продавать
ни дом, ни вещи, говорят, хотелось
им провести бы лето здесь, где были
они мальчишками. Но не явились.
Один на дальнем западе, другой –
да тоже далеко, им будет трудно
исполнить слово. Значит, не встревожат
жилища опустевшего покой».
Обтянутое грубой тканью кресло
раскинуло изогнутые ручки
под сумрачным портретом на стене,
перерисованным с дагерротипа.
«Отец, таким ушел он на войну.
Она всегда, когда бы о войне
речь ни зашла, то рано или поздно,
почти став на колени, опираясь
на кресло, замирала пред портретом.
Но кажется сомнительным, чтоб эти,
лишенные живых и теплых красок,
черты могли бы находить в ней отклик
и по прошествии всех лет. Он пал
под Геттисбергом или Фредериксбергом.
Мне следовало б помнить город, есть
большая разница, ведь Фредериксберг –
не Геттисберг, конечно. Но к чему
клоню я – то каким всегда казался
заброшенным сей маленький коттедж.
Ушло с ней основное. Но и раньше
при обстоятельствах опустошавших,
в безжизненность ввергавших этот дом.
Отец сперва, затем и оба сына.
Настало одиночество ее.
(Она последовать за сыновьями
не думала. Ценила их характер,
который развивала много лет.)
Мир не заметил этот домик также,
как мы сейчас едва не миновали.
Он мне всегда казался некой меткой,
отметившей, куда нас завело
спустя полвека. Может, мы присядем,
Вы не спешите? Редко ходят гости
к ступенькам этим. Гвозди выпирают
из досок искривленных, и никто,
протопав, не загонит их на место.
Она о всем свое сложила мненье,
старушка, и любила поболтать.
Ей Гаррисона довелось увидеть
и Уиттьера, и у нее имелись
о них свои истории. И так
она незамедлительно любого
в известность ставила о том, зачем,
по собственным ее понятьям,
нужна была Гражданская Война, –
не только для объединенья Штатов,
не только для уничтоженья рабства, –
хотя и это было решено.
Она не верила, чтоб этим целям
отдавшись, можно б было оправдать
всё, что она в то время отдавала.
Ее потери не вмещались в принцип
о равенстве, свободе всех людей.
Послушали бы Вы ее сужденья,
насколько далеки они от толков
тогдашних. Эта Джефферсона тайна.
Чего хотел он? Явная разгадка
не будет правильной. Ну, да, возможно.
Я слышал и такое чье-то мненье.
Но ничего, валлиец сделал то,
что будет волновать нас тыщу лет.
И каждый век по-своему рассудит.
Ее не убеждал тогда ни Запад,
ни Юг, – забилась в собственную веру.
Она любила слушать, но при этом
новейших мира веяний не чуя.
Всегда лишь расу белых признавала.
Она едва ли замечала черных,
а желтых – никогда. Сотворены
создателем из общего начала,
настолько разные? Ей представлялось,
война решит вопрос. Что будешь делать
с такой особой. Странно, как такая
наивность может выживать. И я
не удивился бы, вдруг окажись,
что в нашем мире именно той силе,
удастся возыметь над всеми верх.
Поверите ль, из-за нее однажды, –
служить желая юным прихожанам,
точней сказать, неприхожанам церкви
(и с ними нам приходится считаться) –
я передумал править символ веры.
Не то чтобы она меня просила,
так далеко не заходило дело.
Но мысль о ней, сидящей в робкой шляпке,
там на скамейке и почти уснувшей,
меня остановила. Разбудить,
а то и напугать ее – как можно!
Речь о словах “спустился в Гадес”.
Язычеством в них сильно отдавало
для нашей либеральной молодежи.
Не лучше ль пощадить сей возраст нежный,
себя язычником не выставлять,
и фразу опустить? Вот только шляпка
там на скамейке. Что с того, что фраза
не много значит для нее. Представьте,
когда она пропажу обнаружит,
неполный символ веры, это как
ребенку не сказать “спокойной ночи”,
и он уснет в расстройстве, – что тогда?
Благодарю ее, что удержался.
Неужто отказаться нам от веры
лишь из-за недостатка в вере правды.
Подольше оставайся верным взглядам,
они когда-то истинными станут.
Ведь основная масса изменений,
казалось бы, случаясь наяву,
на самом деле происходит только
при помощи того набора истин,
что временно вошел в употребленье.
Я часто здесь сижу и представляю
себя монархом на земле пустынной,
которую бы я наставить мог
в служении уже отжившим правдам.
Земля пустынна и окружена
цепями гор со снегом на вершинах.
Никто не посягал бы на нее,
не стоила б затраченных усилий
завоевания и переделки.
Отдельные оазисы, жилища,
но в основном песчаные барханы
с цветущими кустами тамариска.
Песчинками подслащиваться лону
пустыни в ожидании ребенка.
Песчаным бурям сдерживать на пол-
пути рассеянные караваны…
Тут пчелы!» Он ударил по стене.
Свирепые головки показались,
тельцами завращали. Мы поднялись.
Закат медово пламенел на окнах.
24–25 сентября 2021