Начинается время дождей,
начинается время печали.
Слышишь, как косяки журавлей
в поднебесье «прощай» прокричали?
Виноградом увитый балкон
перекрасился в ало-лиловый.
И похвастаться новой обновой
до на закате старается клён.
А закат так пронзительно-жёлт,
так отчаянно, судорожно ярок,
будто солнца последний подарок,
как при казни, живьём его жжёт.
И сгорают ему в унисон
на кострах облетевшие кроны,
исполняя обряд похоронный
перед тем, как принять зимний сон.
Дым горчит… или это печаль
по теплу уходящего лета,
по вечернему ясному свету,
по сверчковым хорам по ночам,
по тому, что вернётся опять,
но уже не такое , как прежде,
по тому, что в несмелой надежде
будем мы до весны ожидать,
веселясь и валяясь в снегу,
у огня в электрическом свете,
в суете, на ходу, на бегу –
всё равно в зимней грусти о лете.