Он вышел из соседнего подъезда,
как водится, присел и огляделся,
как будто бы подтягивая гольфы,
как будто поправляя ордена.
Неброско и расслабленно оделся,
чтоб было что-то нежное из детства,
чтоб скрыть своё лицо и диссидентство,
и малые потуги на права.
Он шёл бульваром темным от деревьев,
петлял, мелькали в арках его брюки,
он нёс повидло в банке и конфеты,
и новенькую книгу про кота.
В одном кармане капсула для нервов,
в другом кармане ампула от нервов,
неброско и расслабленно одетый
он, наконец, добрался до моста.
Здесь было сыро, луч скользил и падал,
вода взрывалась брызгами, цветами,
а в ней мячи роились и толкались,
в бетонные, железные бока.
Сегодня день рожденья внучки Тани,
и влажный, жёлтый мяч на солнце тает,
и мир смеётся тонкими губами,
под маской пряча острый вырез рта.
Он шёл обратно, обходил фарватер,
петлял, остановился у подъезда,
как будто останавливая время,
как будто ожидая тишину,
Он, как и я, без помощи, без страха,
Как будто обезноженный Маресьев,
Ползёт всю жизнь, чтобы никто не плакал,
И лезет за мячом в холодную войну.