Горбатая, косматая —
сквозь линзы прежних призм.
Не любят люди радугу
ворвавшуюся в жизнь.
Бои междоусобные
жестокосердный люд
ведёт —
средь нас особые,
особые живут.
Где розовое надо бы —
в зените небосвод.
Как по доске по радуге
особенный идёт
над пропастью.
Беснуется,
чурается народ:
ах, что же скажет улица,
ах, кто ж его поймёт?
А он идёт, не горбится,
не страшен судей гон,
прекраснейшая горлица
в империи ворон.
Не в Родине, а в Родинке
(в той злоба, неприют)
особенные тётеньки
и дяденьки живут.
И мнится отвергающим,
придумавшим нельзя,
проблема — исчезающей,
когда закрыл глаза.
В чём масс благоговение,
кто пред собою трус:
не лунное ль затмение
накрыло нашу Русь?
А я смеюсь: не ратуют
за царствование лжи.
Ни дозволения — радуге,
ни визы — не нужны!
Скажи дождю с туманами,
ветрам скажи: не будь!
Цветут они шафранами,
но всё же труден путь
их.
Синь глядит беззвёздная,
когда стучит беда.
И покаяние позднее
нисходит иногда,
признание посмертное —
уродливость вины —
жильцов Жестокосердии
печальнейшей страны!