И вот ты уже больной, обиженный, не кем-нибудь, а нелепым собой, стоишь на коленях мысленно и униженно, проиграв. Зачем-то вступая в бой, тогда, когда надо бы плыть по течению, надо бы сдаться, отдать своё тело в плен, перестать рыдать над сломанными качелями и увидеть, как плохо справляется чёртов клей со всеми твоими старыми ранами. Тело пронзает и душит боль, и то, что казалось случайностью ранее становится последним кирпичиком в столб позора – как мог ты так злобно и безнадёжно жить, как будто был не хозяином – вором и мысленно только и делал – втыкал ножи в заимствованное беззаконно.
Живи. Терпи теперь, без путей для побега, но только не надо бороться, вить ещё одни нити для паутины колодца, снегом засыпанного в какой-то невозможной глуши.
А больше и нечего тебе, знаешь ли, рассказать.
Просто – «не просто», и, даже (проклятье!) умея шить,
вряд ли имеет смысл прорехи твои зашивать.