20. Дремучей силой нешутейно его хозяйка потрясла

Сергей Разенков
   (предыдущий фрагмент главы-повести «Купеческая вдова» из романа «Евгений О»
      «19. Гусарские любовные шалости» http://stihi.ru/2021/08/01/6029)
               Внимание, эротика!

Волшебна ночь в час ожиданья
Лишь обозначенных чудес.
Душа взлетела б моментально,
Не выставь тело чуть-чуть вес.

Заслышав шёпот незнакомки
И напрягая перепонки,
Клиенты наперегонки
Готовы вытащить клинки.
Пусть не объявлены тут гонки,

Стремглав покинуть экипаж
Стремится каждый под кураж,
Как мореплаватель на сушу.
Авантюристы рады Душу
Свою продать, впадая в раж.
        .         .         .
Как автор быть вульгарным трушу –
Мне жаль сажать хозяйку в лужу.
Храню её и от острот…
Гадать не станем наперёд,
По сколько гавриков на душу
Придётся тут – горяч народ!
О каждом вспомнят в свой черёд,

Чтоб каждый выведен наружу
Был, чьей неведомо, рукой
Из недр кареты дорогой.
Онегин, Ржевский сядут в лужу,
Иль навострят безглазо уши?
Пусть автор сам за них горой,
Героям риск без б*****ва скушен.
Герои тешатся игрой,
Вперёд выигрывая бой.

Как рассуждать им незазорно?!
«Пассивным вычурным путём
Повиноваться тайне вздорно.
А коль их много? Все пройдём!
Сойтись с неведомым покорно,
Иль снять покров с его имён»?
Всесилен зов мужского корня,
Но как бы ни был зов силён,
На сердце Женьки неспокойно –
О милой Кате вспомнил он.

И неожиданно и ярко
Ему навеяло так жарко,
Что стыдно стало пред собой:
Зачем он здесь? Кобель тупой!
Герой, на ругань не скупой,

Ругался (как порой скабрёзно
Без чувства меры травести),
Мол, взялся Душу провести,
И сам себя, едва ль не слёзно,
В конце концов, усовестил.
Но разворачиваться поздно –
Ему претил трусливый стиль.
Пусть колебался он серьёзно,

Но к авантюре не остыл.
Чтоб нанизаться стаей бестий,
Соблазны сами ищут штырь.
Пыл воспылал, как при наезде
Врага с угрозами невесте.
Пускай пред ним не монастырь
И пусть душа в нём не на месте

Тут будет в плотской суете,
А всё ж в нелепой темноте
С    неведомым    в одной черте
Остаться – тоже дело чести,
Хотя мотивы тут не те…
Костюм, уместный на фиесте,
Плащ и вуаль – всё это вместе
Маскировало в темноте
Хозяйку. Та без декольте.
Когда гость слеп, ждать глупо лести…
В повязке гость, чёрт знает где,
Но что-то всё ж его нимало
Вдруг в незнакомке взволновало.
Не отзывается нос вяло.

От Ксюши будет ли урон,
Коль тон игрив со всех сторон?
На риск героя и     зазвал     он.
Ждать от других похожий тон?
Не ведьмы выйдут из развалин…
Онегин – хват.     Каков    же он,
Чей риск    сомненьем    осквернён?
Герой иль лишь на   час   силён?
В противоборстве не прославлен,
Кто    мыслит, мча на бастион,
Когда далёк тот от развалин:
«Какой ждёт нас изъян»? А    встрял     он
И вспять не мажет пятки салом.
Поклонник чьих    династий     он?
Кто ждёт его под одеялом,

В ночи слезая с пьедестала?
В чём притягательность её?
Его влечёт в её жильё!
Но что тому причиной стало?
Что авантюру обнажало?
Амур – стрелок иль почтальон?
Его стрела – отнюдь не жало.

Онегин, Ржевский – сливки бала.
Тандем    их – скажем и о нём –
Не волки и не вороньё,
Но в ощущениях – новьё.
Иль просто плотское начало?
Азарт, во что бы то не стало,
Иметь чужое, как своё?

Неуловимые флюиды?
Неотразимый аромат?
Без принужденья был бы рад
Он к ней пойти бы в фавориты.
И вот тогда бы по всему
Они бы были с Катей квиты:
Ни он ей, ни она ему.
Так думал он, когда сквозь тьму
Его, как приз, тут из рук в руки
Передавали в дом под звуки
Шагов и трущихся одежд.
К соблазну клеился протест…
                .         .         .
Не дал Бог Ржевскому науки,
Чтоб мог он дом (иль хоть подъезд
К нему бы) вычислить по стуку
Колёс при перемене мест.
Спросить хотя б, где зюйд, где вест?
Нарушить общую поруку? –
Так совесть первая ж заест.
Кому тут выставишь протест?
Пришлось терпеть такую муку,

Как неразгаданный секрет.
Уж тут одно лишь есть спасенье
От мозгового потрясенья:
Он был доставлен в «лазарет»,
А там без надобности свет.

Но вот, наверное, служанка,
Его за руку взявши жарко,
Себя ему в проводники
Отважно предложила.    Он    же,
С ней деликатно осторожен,
Был щедрым только на шлепки.

Служанка, сняв с него повязку,
Его, как кобеля на вязку,
Куда-то вскоре завела…
Он был один. Что за дела?!

Тьма и стук собственного сердца –
Вот с чем придётся куковать…
Он стал искать, куда б усесться,
И натолкнулся на кровать.
Постель пуста, но горевать

О том пока что рановато.
В счастливый для себя финал
И в свой мужской потенциал
Всегда была в нём вера свята.
Чечётку он затанцевал
Не вдруг – запас терпенья мал.

Гусар – клиент нетерпеливый,
С активной инициативой.
С кем переспал, тем нет числа
И вспоминал о них он с ленью,
А здесь… ещё и не дала,
А он уж за собой дотла
Мосты рад жечь без сожаленья.
Но выжидать так до утра –
Мужской гордыни ущемленье.
Вот он уж злится: «Допекла!
Что ж за хозяйка – порожденье
Безлунной ночи и козла»!

Ведь он-то без предубеждений
Разделся сразу догола
И начал ждать явленья Жени
И дамы. Вечность истекла,
Но лишь в его воображенье.
А ведь до самого сношенья
Он – раб медвежьего угла
Без права на перемещенье,
На бегство и на утешенье
С другой мадам на стороне.

Тишь, никаких шумов извне
И ощущенья жизни рядом.
Он с домовым уж рад, как с братом,
Облобызаться в тишине.
Иль вообще с любым приматом…

Но наконец-то, проскрипев,
Втянула дверь гусарский гнев.
Он чуть ли не ругался матом,
А тут с небесным ароматом
Ворвался страсти фейерверк
И на постель его поверг.
                .         .         .
То, как по-женски в дерзком стиле
Себя блудницы усладили
И чем досуг свой оснастили,
Похоже всё на некий миф.
Из страха ли, от   темноты   ли,
Иль был, какой иной, мотив,
Друзей, чтоб воду не мутили,
Не взяли в кооператив,
Но, беспардонно разлучив,
Того, кто был из них в мундире,
Отдали Ксюше. Полужив,

С полуночи и до забора,
Как говорится, он пахал,
Чтоб спермой дом благоухал.
И потерял уж счёт часам он,
Сдав на потенцию экзамен,
Когда почти не отдыхал.

Нет бы подумать хорошенько:
А с кем исчезнувший спит Женька?
Поручик жаждет тех утех,
Где на троих одна постелька.
Никто, как он, тут больше всех
Не падок на повальный грех.
                .         .         .
Не для случайного банкета
Онегин путался с ордой
Дам, пребывавших за чертой
Сословного авторитета.
Чураясь правил этикета,
Спознался ухарь молодой
С элитой блудниц полусвета.
Да так, что не разлить водой.

И зиму связывал, и лето
Он с их продажной красотой.
Жаль, что гульбы его крутой
Не отразила оперетта.

В любви полов уж сколько лет-то
Как наш Онегин не святой.
Но, коль без меры и рецепта
Шли авантюры чередой
И внесена в блуд дури лепта,
Сказать себе пора бы «стой»!
Сейчас-то случай непростой.
Спросить бы Ксюшу, что ж за склеп-то
Лежит у тайны под пятой?
Для молодца уж то нелепо,
Что нужно подчиняться слепо
Не только этой, но и той,
Что, как огня, боится света.

Герой пошёл стезёй аскета,
По сути, не за красотой.
Но не давал себе обета
Он жить пустою суетой.
Прикинув мысленно либретто,
Герой согнулся запятой
И вылез в дверь, когда карета
Дышала в спину пустотой.
Без предъявления портрета
Той, что пустила на постой,
Героя разместили где-то…

Он ощущал крови застой
В паху со всею остротой.
Бывает и в стенах вертепа
Желанье зачастую слепо.

Ведомый женскою рукой,
Герой попал в лишённый света
Благоухающий покой.
Повязки нет, но взор эстета
Не в силах выловить во тьме
Что-либо, ради резюме.

Гость знал: наступит час рассвета,
И песня тайны будет спета.
Тут важно лишь поймать момент,
Когда для глаз преграды нет.

Гость это всё продумал трезво,
Но вскоре стало не до дум:
Его либидо очень резво
Им помыкало наобум.

Дрожь нетерпенья в незнакомке
Вдруг прорвалась. Её осколки
Онегин жертвенно вобрал
Душой и телом. Наповал!

Боязнь и стыд, как есть, зачахнут –
Ничто бы их и не спасло…
(Забывши стрел своих число,
Амур с Венерой дружно ахнут,
Когда земное естество
Вдруг ни с того и ни с сего
Всей страстью вкруг себя шарахнет.)

И вот уж балахон распахнут –
Под ним у дамы ничего!
А волосы и тело пахнут
Желаньем женским. Вечный зов
Ведёт и сослепу в альков.

При буйстве замыслов прекрасных,
Но ради проявлений страстных,
С себя стряхнуть бы груз оков:
Условий много несуразных.

Ужель игра не стоит свеч?
Но не спешат их тут зажечь,
Коль видов нет благообразных.
Чудит хозяюшка, сиречь
Нет в поведенье действий связных:
И не торопится возлечь,
И не бросает слов отказных.
А состоит-то её речь
Лишь из одних протяжных гласных.

Одно (хоть в чём тут новизна?)
Прикосновенье рук атласных –
И напрочь гость лишился сна.
Мог и без света из окна
Он сделать вывод, что она
Была средь дам, на всё согласных
И к воздержанью безучастных,

Пикантней всех, жаль, не видней.
В нём (при сгущении теней)
Всё больше образов прекрасных,
Не важно, смутных или ясных,
Рождалось, связанных лишь с ней.

Желанье в ней росло острей
От сочетанья чувств контрастных,
А от лобзаний сладострастных –
Отдаться хочется быстрей.

Герой едва ль её черствей,
Но жаждал видеть свой трофей.
Начавши целованье с ручек,
Гость уповал на лунный лучик.
Потом, целуясь, как француз,
Вошёл в экстаз, войдя во вкус.
Онегин ждал. Он из везучих.

А что б мог Ржевский как лазутчик
Придумать в стиле а ля рус?
(С его души всё ж не берусь
Я совестливости снять груз,
Но он хитрей всех хитрых жучек.)
На месте Женьки бы поручик

Привычно подкрутил бы ус
И произнёс цинично: «Ну-с,
К чему таиться? Вылезай-ка
На свет, иначе – я клянусь –
Сейчас волк кушать будет зайку»…

Гость, нарываясь на конфуз,
Всё ж не спешил войти в хозяйку.
Он рассудил: куда, мол, мчусь?!
Ведь не о бегстве, мол, пекусь.
Мол, потерплю, перекручусь,
С ней поквитавшись за утайку…

Русалка била бы хвостом,
А смертной бабе, пусть с трудом,
Дано держаться на пределе.
Она ловила воздух ртом.
В объятьях косточки хрустели.
Она не помнила потом,
Как оказалась на постели.
При всей пикантности затеи

Сомненья прочь из женских грёз!
Оргазмом свят ночной курьёз.
Они сплелись и    нагота    их –
Приятна ей во всех деталях –
Была естественна для тел.

Её дразнил он, как хотел,
Но ведь и сам хотел хозяйку,
Узнав терпения предел.
«Изобрази скорее свайку.
Что ж до сих пор не овладел»! –

В своих желаниях конкретна,
Без установки на отказ,
Она ждала слиянья тщетно.
Гость полон страсти. Не    аскет,    но
Часть страсти держит про запас –
Интриге предан беззаветно.
Ужель не чует ловелас,
Как участилось под экстаз
Её дыхание заметно?
Жаль, эротический окрас
Губ женских скрыт во тьме от глаз.

Чего ж он тянет, лоботряс?!
Ужель, как призрак, предрассветно
Подразнит и уйдёт бесследно?
Казалось ей, она несметно
Огромное число бы раз
Ему без пауз отдалась.
Так отдалась бы беззаветно,
Что и молва б не придралась!

Давно превышено томленье.
Созрела плоть для предъявленья.
Хозяйку (как тут не понять!)
Заботит чувство утоленья,
Чей пик обидно проморгать.

Резона нет изнемогать
В надежде слиться полновесно.
И нет терпенья излагать
Свои желания словесно.
Нет сил покорность прилагать
И нет нужды партнёру лгать.

В момент неистовства бедняжка
Сама вела себя к греху.
Когда бы гость был неваляшка,
Он удержался б наверху

И продолжал   дразнить   бы, ирод!
Но был он с силой опрокинут,
С бесцеремонностью подмят
И изнасилован подряд

Два раза. К чёрту микроклимат –
Гость испытал вначале шок!
Мог ожидать ли он, что примут
Его за лакомый кусок

Так хищно и прямолинейно?!
Дремучей силой нешутейно
Его хозяйка потрясла.
Он не из робкого числа
И баб изведал всех мастей, но
Он слишком уж благоговейно
(не без досады, но без зла)

Поддался воле нимфоманки.
Чуть позже сил его останки
Пошли туда же – на износ
Себя – он тоже лепту внёс
В ночную оргию всерьёз.

Пыл бушевал в алькове тихом,
Где дама молодца драла.
Слепая страсть в порыве диком
Сил незнакомке придала,
Чтоб истощить его дотла.

На ощупь симпатична ликом,
Она к тому же изошла
Столь сладострастным нежным криком,
Что страсть в самце переросла
В экстаз, немыслимый доныне,
И задыхался гость в лавине
Своих восторгов без числа.

Доволен дамой и собою,
Он не обиделся когда
Она, пресытившись етьбою,
Раскрыла пухлые уста,

Чтоб намекнуть на расставанье.
Недолгим было одеванье,
И он безропотно молчком
С поводырём покинул дом.

Была спокойною развязка.
Вновь перед выходом повязка
Легла герою на глаза,
А за порогом егоза

Ему в карету    помогла    сесть,
Причём какая-либо гласность
Гасилась культовым «нельзя».
Из жалкой пешки бы в ферзя

Его догадка превратилась,
Ведь что-то в мыслях уж крутилось
Велосипедным колесом,
Однако в нём усталость, слабость,
Сменив исчерпанную сладость,
Могли законно вызвать сон
В нарядах на любой фасон…

Давно ли – верьте иль не верьте –
Смятенье в голом и босом
Прыжков просило, как в балете!
Поговорить бы обо всём
Со Ржевским – тот сидел в карете –
Но… сон надёжно ставил сети.
Забыв о щуке с карасём,
Онегин стоя, словно слон,
Уснул бы при любом уж свете.

Он Сашке руку лишь пожал.
К утру тот тоже хвост поджал –
Ну, не   бывает   вечной тверди! –
Мол, не тревожьте впредь нас, черти!

При осмысленье рубежа
Онегин ни за что на свете
Сам от хозяйки б не сбежал.
Неудивительно, что в свете
Того, за что Амур в ответе,
Гость незнакомку обожал:
В паху, в Душе – везде пожар!

(О ней век думать – жить, скучая
И спотыкаясь при ходьбе).
Она ничем не докучала
И в озорстве не обличала.
Была неистова в етьбе,
А в час прощанья – величава.

Герой прислушался к себе:
На сердце явно полегчало.
И это было лишь начало
Цепочки странности в судьбе.
Не сгинуть бы в тени анчара,
Навеки сдавшись женским чарам…

– Как ночью повезло мне… нет?..
  Что самоцвет отдался даром!
  Ксюш, я – счастливый камнеед!
– Во тьме он синим был иль алым?
– Соблазнов мне дано навалом!
  Как Зевс, жду нимф, а Ганимед,
  Чьи яйца годны не в омлет,
  Мне чужд! – гусар был узнаваем. –
  Во мне греха пред богом нет.

  Я наслаждаюсь стыком лет
  Между рождением и раем
– Вам дай нимф с чаркой, караваем…
  Следы любви – хвосты комет.
  Кометам верить ли кровавым?
   Несчётно в голове примет! –
Красотка пела оду нравам. –

   Покорна я сужденьям здравым.
  В любви мужчине веры нет –
  С ним не прожить и пары лет!
  Мила ли женская    муштра    вам?
– Всё это – тары-бары, бред, –
Зевнул гусар. – Один лишь вред!
   Я в поле рад по пояс травам,
  А баб – лояльный к их оравам –
  Всегда заткну за пояс вмиг,
  Будь даже я ещё жених.

– Порядок строгого устава, –
Сказала Ксения устало, –
   Всех, очевидно, приморил.
Ну вот что, судари мои,
  Расставить точки все над i
  Пора как будто бы настала.
– Коль тайна есть – усердно дли,

   Но блюдо не пересоли, –
Съязвил гусар. – На    вынос    тайна?
– Не кормят нас, посредниц, стайно.
  Я – штучка! Но…   асессор    ли?
  Никто из вас не прозорлив…
  Коль повязала так нас тайна
  И далеко мы так зашли,
  Я, средь своих сентиментальна,

  И не способна на враньё,
  Вам настоящее своё
  Открою имя. Я ведь Зоя.
  А Ксюша имя показное:
  Для светских связей, для толпы –
  Оно мной взято от балды.
  Отныне будет мне приятно,
  Коль называть меня приватно
  Вы    Зоей    будете, как есть.

Онегин молвил: – Вероятно,
  Нам, Саш, оказывают честь…
  Вокруг нас тайн, видать, не счесть.
  Пусть в любопытстве я не скромен,
  Плевать на все, одной лишь кроме,
   Чьё имя я не знаю сам…
К утру не тёк мёд по усам.
Друзей, как были оба в дрёме,
Уж на рассвете по домам
Карета развезла, а в доме
Слуга за Женькой по пятам
Ходил недолго. Барин трупом
Упал в постель погожим утром.

Когда б не вздохи среди сна,
Он бы и выглядел убитым.
Но от любви и смерть красна…
Проснулся он с полузабытым
Счастливым ощущеньем дня.
Нет, жизнь не только западня,

Но и блаженство увлеченья.
(Однако умопомраченье
Смешать всё может в голове
И хоть топись тогда в Неве.)

Из спальни выгнаны все мухи,
Что отражается на сне…
Герой проснулся в добром духе,
Без стимуляции извне.

Все мышцы здравы и упруги.
Тут и тяни к удаче руки.
Ну хоть одну. Но лучше две.
Не сразу вспомнил о вдове

Он после этой бурной ночи,
Когда сношался, что есть мочи.
А незнакомка уж с утра
В его сознание втекла.

О! как он рад был этой течи!
Неизгладимость тайной встречи
Впрок пищу памяти дала,
И с ощущением тепла

На сердце наш герой воспрянул,
Когда в мир счастья сам нагрянул.
Пути дел тёмных не в честИ,
Но... так лечить недолго рану:
И Катин хлад перенести,
И от тоски себя спасти.
Дух воспарил немного рьяно,
Чтоб... лишь   мечтами   обрасти.
Всё это даже без кальяна.
Душе дай не забор, а стиль
Защиты от чужого плана.

       (продолжение в http://stihi.ru/2021/09/10/1590)