«Без любви жить легче, но без неё нет смысла», - изрёк как-то
Лев Николаевич…
Любоф такая непредсказуемая особа, может нагрянуть в любой момент, даже,
«когда её совсем не ждёшь». И тогда ты берёшь мухобойку, чтобы почесать спину в
том месте, где у тебя начали прорезаться крылья. Подходишь к окну, а там… На
клумбе посреди зимы… если бы розы…Настоящая пальма с ананасом и шампанским.
Розы на морозе в жизни сантехника Петровича были в двадцать, а когда
мужику перевалило за полтинник, одними розами не отделаешься.
- Тут надо бы чего по круче, подумал влюблённый Петрович и решил удивить
свою Марью-искусительницу, чем-нибудь из ряда вон. А повод был самый, что ни
есть, подходящий - ровно месяц, как его накрыло крышкой от канализационного люка.
Смахнув искры с глаз и почесав затылок, Петрович отправился в жилкантору
отчитаться о прочищенном колодце, а заодно пожаловаться на злополучную крышку.
Марья-искусительница, она же - пышногрудая мастер ЖЭУ №1, выслушав
несчастного, сунула Петровича носом в своё декольте и взялась смазывать затылок
зелёнкой. В этот момент Петровича пронзила стрела Амура и накрыло той же самой
крышкой во второй раз. Пришлось Марь Ивановне отпаивать пострадавшего
«валерьянкой» у себя на дому, где он и заночевал.
На исходе медового месяца, изрядно потрёпанный любовью, Петрович, решил для своей
искусительницы устроить праздник.
- Гулять, так гулять, - подумал он.
Осталось уговорить Михалыча с его люлькой, поднять себя на высоту третьего
этажа. Сговорившись на литре водки, Михалыч завёл свой тарантас. Пробираясь
сквозь снежные завалы, он всю дорогу материл, на чём свет стоит, погоду,
дворников и влюблённого Петровича, но всё же доставил последнего к нужному
балкону живым и невредимым.
Петрович - с пальмой, ананасом и шампанским, перемахнув через перила,
отправился навстречу своему щастью. Радостно улыбаясь, он постучал в окно
любимой. На стук, вышел, только что вернувшийся с вахты, бандерлог и, не
раздумывая, спустил Петровича вместе с пальмой, ананасом и шампанским с небес на
землю. Во время полёта, Петрович, обложил трёхэтажными словами любоф, щастье, и
всё остальное, не забыл вспомнить маму и даже дворника Ахмеда.
- Ух, ты, ё-моё! - приземлившись на клумбу в прошлогодний сугроб, произнёс
Петрович, - кажись, пронесло. Ну, Ахмедка, с меня причитается...