Опять рифмованные строки
явились призрачной толпой,
чтоб поделить между собой
мои житейские уроки,
чтоб отменить мои удачи
и отпустить мои грехи,
без спросу всё переиначить,
без спросу превратить в стихи
трамвай субботний безмятежный,
где пух летает, как во сне;
мой профиль в дрогнувшем окне,
почти таинственный и нежный;
хмельной, медовый, всемогущий
разгул июньских тополей;
портфель, сползающий с колен,
и стрелки бег, по нервам бьющий...
Мою опасную отдельность
и сопричастность ко всему,
непониманья беспредельность,
почти подвластную уму;
банальных истин первородство-
незримый стержень бытия...
И над стихом не властна я,
и есть в нём странное сиротство.