Одинокая вершина холма за семью горами.
За семью горами, за семью долами, на семи ветрах.
На семи ветрах, летящих под семью цветами радуги.
Под семью цветами радуги семь дней и семь ночей выпевает семь хрустальных нот
шестикрылый серафим.
Шестикрылый серафим в небесах поёт свои гимны, раздвигая границы
реальности до шести измерений под защитой шестилучевой звезды.
Под защитой звезды в шести её лучах танцуют шесть сильфид, бросающих
тонкие тени.
Тонкие тени, сплетённые из шести чувств и пяти дорог, ведущих к пяти углам и
пяти континентам.
Пять континентов стискивают Землю, словно пять пальцев.
Словно пять напряжённых пальцев, унизанных властью пяти колец и четырёх стихий.
Четырёх стихий, текущих как реки, к четырём океанам, стерегущим четыре стороны
света.
Четыре стороны света оплетают тугой эктоплазменной сетью четыре времени года
и три времени жизни.
Три времени жизни всего сущего - прошлое, настоящее и будущее - будто магический
трезубец.
Магический трезубец пронзает пространство духа и пространство материи,
связывая созерцание, осмысление и действие в триединство существования.
Триединство существования между двумя полюсами.
Между двумя полюсами, именуемыми то светом и тьмой, то добром и злом, то
порядком и хаосом, немыслимыми друг без друга.
Немыслимыми друг без друга, как небо и земля, как да и нет, как отражение
отражения.
Как отражение отражения, между которыми сидит человек.
Человек в картонной короне и дырявой мантии на раскладном троне на
одинокой вершине холма.