Из цикла Верхний Ис
Скребётся мышь, стучит колода,
Кипят пельмени на пару –
Опять холодная погода,
И разговоры ввечеру
О пересоленной капусте,
О хлороформе и о дусте
Безотносительно мышей
И к ним касательно – достали,
Как гонки по горизонтали,
Как жизнеописанье вшей.
Но чем продолжится беседа?
Бензином на губах соседа? –
Что на холме забой свиней? –
Ни костяники, ни брусники,
Рычанье, индюшачьи крики,
И ночи глубже и длинней.
Левей холма, в кедровом боре,
Шумит, как будто дышит море,
Спокойно, мерно, тяжело,
Как будто не калечит драга
Реки, не иссякает влага,
И пойму снегом замело.
Мир состоит из разрушений,
Мышей, ошибочных решений –
Хотя не полностью, не весь,
В нём место ужину под кьянти,
Под разговор о музыканте,
Чья музыка звучит, как взвесь
Из неги, летнего блаженства,
Из пустяков, несовершенства
Не мира – случая, судьбы –
О Хэнноне, «Друзьях абсента»,
Осенний холод – это рента,
И дни, как белые столбы.
Пора поставить мышеловку, -
И пресловутую морковку
По щедрости сменить на сыр, -
Пусть будет счастье напоследок,
И произвол мышиный редок,
И на холсте поменьше дыр.
А за холстом, как дни недели,
Сквозняк и мировые щели,
И ветер в солнечный прилив
Несёт то музыку и слово,
То зимней мышью ищет крова,
То вкрадчив и нетороплив.