Остужая лоб прохладою мрамора
В гулком сумраке церковном намоленном,
Пропитался безмятежностью храма я,
Перестал быть повседневности воином.
Только мир обратно манит интригою,
Мне сулит не журавлей, а синиц в руках.
И я вновь, как кукла, корчусь и прыгаю,
И пляшу под его дудку на ниточках...