Передают, что Франция ввела дополнительные меры для сдерживания коронавируса в своих заморских территориях Мартинике и Реюньоне. Реюньон – остров в Индийском океане, четверть населения – французы. У нас на курсе бала француженка с Реюньона, симпатичная такая, типа Анжелики, только значительно тоньше, очень хрупкая была. Звали ее Симона.
По-сути, я и многие мои сокурсники многим ей обязаны. А история произошла следующая: эта самая Симона стала встречаться с Петром, фамилию не упомню, скромный такой парень из Белоруссии. Они химиками были, и встречались мы только на лекциях потока, История КПСС и прочая мутота. Но они постоянно были вместе: кофе вместе пили, во дворе на лавочке сидели, все вместе, у него французский был, так что общение у них было двуязычным, и представьте – это примерно 1973 год, а у них любовь.
Но любовь – полбеды, Симона приносила нам альбомы по искусству: Иероним Босх,
Брейгель, Дали. Книги были на французском. Мы их листали, а она нам рассказывала и спрашивала, с ней было интересно. Понимаете, от греха, мы смотрели книги, зайдя в какую-нибудь пустую аудиторию, но все-таки кто-то стукнул. И тут началась такая грязь, что даже рассказывать неприятно. Делу о просмотре чуждых нашему духу картин дали ход, а заодно и о совершенно вымышленной истории о любовных отношениях. Начались проработки, и все это закончилось вначале комсомольским собранием курса, а потом и отчислением. Комсомольское собрание было открытым, но Симону в зал вначале не пустили, только на прения. Парня пытали с пристрастием, вывод же был ясен – чуждое идеологическое влияние. Поддался – отвечай. Когда в зал зашла Симона, она не поверила, что Петра выгнали из комсомола. Ей дали слово, и она очень хорошо сказала, кратко и ясно: что Иероним Босх не имеет отношения к коммунистической идеологии, что он занимался вечными вопросами, которые касаются нас всех. Во что бы мы не верили: в ад, в рай или в коммунизм, все мы умрем, и вы тоже, тов. Председательствующий. Это все было как взрыв бомбы. Его – из комсомола и из университета, а она ушла сама. Абсолютно омерзительное чувство осталось от этого собрания, и не сделаешь ведь ничего.
Я встретил их в середине 90-х на Большой Дмитровке. Случайно. Поздоровались, а вспомнить не можем, откуда друг друга знаем. Но потом уж дошло, зашли в кафешку ОГИ, выпили кофе с коньком, и они мне рассказали, что было с ними дальше. Она уехала в Париж и поступила в Сорбонну, теперь она искусствовед. Возможности у ее родителей были, и они ей все обеспечили, а к нам ее раньше послали потому, что у родителей были очень левые взгляды. Петр в Минск не вернулся, устроился в Москве таксистом, а через год он получил визу во Францию, они расписались и живут с тех пор в Париже. На Реюньон летают на Рождество, и месяц проводят летом. А в Москву приехали посмотреть, что здесь происходит.
Ну вот, и чего добился этот стукачок вместе с нашим комсомолом? Ровным счетом ничего, развалилась система по швам. А я с тех пор Босха часто смотрю, он заставляет думать. Я считаю, что ад и рай мы сами себе и устраиваем на Земле.
Необычный рай Иеронима Босха. Бог представляет Еву удивленному Адаму в безмятежном мирном Раю. Есть обычные слоны, но есть и удивительные животные, которых увидеть мы сейчас не сможем, и есть эволюция, которую не остановить. И уже есть смерть: вот кот несет загрызенную им крысу. Все сложно в Раю Босха.
Иероним Босх. 1450-1516, «Сад земных наслаждений» Триптих. 1500-1510, Прадо. Название дано исследователями, оригинального названия не сохранилось.
Фрагмент с котом, несущим крысу, с левой части триптиха.
3.8.2021