ТРЁМ И БОЛЕЕ…
Апостроф
Апостроф по строчкам гуляет неспешно,
Как будто закладка кропает кромешно
Слова, наделяя полуденным смыслом
Прозрачное утро.
Гремя коромыслом,
Босая девчонка, ступая отважно,
Идет за водою.
И даже не важно,
Со мной или с вами, – мелькнуло виденье:
Я – молод.
Любань.
И почти совпаденье:
Там – «Муха», а здесь –
Епифановый отпрыск, –
Графический корень!
пускается в отпуск
Издерганный ум.
И как будто простуда
Приходит вибрация Нового Чуда, –
Я – молод, и Первый мой курс не бросая,
Идет на колодец девчонка босая…
* * * П. К.
;
Чу! Ваша участь – не в чести
По части глубины цветенья;
Тычинки к пестику свести –
Основа Золотого пенья.
И надо будет, – так пойдешь
По горизонту вслед за утром;
Как восхитительная ложь,
Оправленная перламутром.
Проникновение; рывок, –
И – надо в Песне очутиться;
Жизнь – Мироздания кивок
И Хор Небесных ученица.
В смешеньи звуков и кровей,
В чужих ветрах вечнозеленых
Мы всех свободней и мудрей
Средь языков разноименных.
И пусть пророчества в чести,
И мир – как будто виртуален,
Но – Дух принять и пронести –
Бессмертный жребий – не умален.
Сквозь сотворенье наготы
Под звездным пологом гремящим –
Бог восклицает вас на «ты», –
Родной и близкий всем родящим.
О, Женщина! Ты – тьма и свет,
И, распустив протуберанцы,
Сама – Святыня и Завет
В ладонях Божиих Посланцев.
* * *
Д. Т.
Даром не дарится
Дар поцелуя, –
Дарием Древним
Подаренный Дар,
Что, по преданию
Данный, милуя,
Улием мёдным
Льет в губы нектар.
Твердый орех
Протяженного смысла, –
Необъяснимо,
Но с правдой в горсти, –
В праведной грешности –
Ложь коромысла
С полными ведрами
Боли нести.
Эта болезнь –
по руке на мгновенье
Током проходит
Сквозь горло и грудь;
Будто Господней
Любви мановенье, –
Жизнь, чтоб прожить ее
Здесь, – как-нибудь…
Гроза
В. Б.
Гроза! По лужам босиком, –
Земля кипит и вниз фонтаны!
Всё повернулось кувырком,
И гром – как каменья в прораны!
Академическая чушь
Блестит сполохами на струях,
И проволочной сети тушь –
Прозрачна, брызгами танцуя.
Всё так внезапно и насквозь,
Незамечательно нахально;
И ливень хлещет, ноги врозь,
И сказочное – актуально.
Как будто вместе строим ГЭС, –
В своем небесном Дивногорске,
Как будто строй преград исчез,
И страхи быстро тают в горстке.
Все смелют дерзость и порыв,
И Молодость – дар уносящий;
Когда, весь мир грозой омыв,
Огонь внутри – как настоящий!
* * *
«Св. Троице»
Предательство – неоценённый труд, –
Глашатай дерзости, исподтишка разящий;
Немудрено ослушаться,
когда холодный ящер
По кольцам ввинчивается, как изощренный блуд.
Тоска по смелости – апофеоз старенья,
Но молодость – молочный брат тоски;
Весна цветет,
роняя ранней вишни лепестки,
И входит май в июнь,
умножив словопренья.
Нет сил любить всю эту жизнь,
не зная основанья,
Не ощутив в корнях притока юных сил;
Как у Красаускаса, –
просто:
«Он просил»; [гравюра Стасиса Красаускаса]
Рука отрублена;
нет слов, –
лишь только знаки препинанья.
Неоценённый труд,
когда душа в полете,
А на земле –
зенитный комплекс
зависти и лжи;
Я вас боготворю,
а вы мне равнодушно лжете;
И было так всегда:
собьют,
как ни закладывай в полнеба виражи…
* * *
Ж. Л.
Голос – как голое существо, –
Звучание, обнаженное всякому смыслу,
Глубоко враждебное убеждению, –
лысому,
Как будто мертвое, бездушное вещество,
Дискретно оформленное в чипах.
Однополушарность мышления в клипах,
Вспыхивающих и гаснущих,
как мгновенные
галактики прозрения;
И только презрение второго,
мыслящего полушария, –
Мешает Песне Певца за сценой
превратиться в настоящую,
человечески звучащую
Арию.
Все покровы
хищно стерегут
стерильность Своего Голоса.
Нагота тела и нагота Души –
не созвучны в Единое Смелое.
Как зерна с плевелами –
неразрывны в колосе,
Но различимы как Черное и Белое.
Молочная спелость небесной Наготы –
Это и есть То поющее в полногласии
Существо ЦЕЛОЕ,
Что никогда не гнушается
своей Божественной
и смелой Красоты.
* * *
Раболепие райской нелепости –
Наподобие скорченной крепости:
Выкорчевывать сруб по венцам, –
Острогою
острог
строю –
сам.
Хорасан, – барбарис и Хайям, –
Фирдоуси,
Шахнаме
и шафран;
Словно плов из баранины с рисом –
Лживой свадьбой Елены с Парисом.
Всё смешалось, как в доме Облонских,
В подытоженной рабством войне;
Дух с душой – согласились вполне
С сокрушением стен Иерихонских.
Трубный вопль, обнимающий тело, –
То, что пело,
болело,
хотело, –
Труд, но высилась сила и власть;
Потрудись, чтоб найти – и пропасть.
…Пропадаю, как в пропасть пропажи
Все бросаю плоды снегирей;
Крабовидной Туманностью пряжи
Повивая холодный Борей.
Спрей – тлетворный, как друг насекомых, –
Перевернуто-радостный дух.
Вы простите сомнения вслух,
Свежевыдохнув запах знакомых…
Заблудший Небесник
«Небесник из звёздной картечи...
Другие сложил имена…»
В. Колыхалов
Д. Т.
Заблудший Небесник расправил крыло,
В тумане не зная, куда занесло;
И ветер противный, и нет уже сил,
И небо закрыто, и путь не спросил.
Ссутулясь, толпятся вокруг облака,
И тянет к надиру не Божья рука;
В надежде без веры всегда свой разлад,
И кружит Небесник, летя наугад.
По кругу вращенья – лишь вниз или вверх,
Спираль Возвращенья иль штопор помех.
И падая камнем под собственный свист,
Небесник с судьбою играет, как в вист.
Кофейно-спокоен в тумане полет;
Где нет притяженья – лишь время течет;
И дым самокрутки – как сладкий нектар…
О Твердь иль об землю твой звездный удар?..
Презумпция любви
Презумпция Любви на русском языке
Не означает грех и вожделенье;
И поднимая мир в тяжелом рюкзаке,
Душа легчает на одно деленье.
Любя других, я позабыл себя, –
Под Богом жить – и просто, и не просто;
Но вечно пламенеть, стихами вострубя,
В телесной крепости – мне явно не по росту.
И все же тело – зреет и растет,
И, поспешая за душой вдогонку,
Одушевляясь, духом прорастёт
По Горней заповеди: жить – быть значит звонким.
Переболев, становишься мудрей,
И в пресловутой тяжести телесной
Вдруг прозреваешь каждой клеткою своей
Звучащий рай с Божественною песней.
Так вот откуда слышатся стихи
Как голос сфер, сквозь ада клокотанье
Нам доносящий смысл борьбы и испытанья,
Без мук которых мы все слепы и глухи.
Бич глупой юности – гордыня и сомненье;
Грех мудрой старости – копание в себе;
Жизнь обмануть – на пару поколений,
Став камнем к смерти на её косьбе!
Вся мудрость Космоса Духовна и – Телесна;
Всё Богом созданное – Духом творено;
Всё тварное – пронзается Небесным,
Как лоно матери, оплодотворено.
И мир ликует в дерзком обличеньи
Дремучего и ханжеского сна,
В котором тело скрыто тяжким облаченьем
И не безумствуют Желанье и Весна.
Но Божий Эрос как огонь Творенья
Не разделяет Мудрость с Красотой;
И Целомудрие отождествив с Пареньем,
Воюет с вечно смертной пустотой.
Мы не рассыплемся; мы перейдем в пыланье;
И прикасаясь, встретимся опять.
И Тело Космоса, как ваше, – не разнять,
Как Божий Облик, данный вам в изгнаньи.
* * *
Привет, ответ и – не-ответ, -
Ответственный, как этот Свет
В коммунистическом плену;
Плюя на Солнце и Луну,
Быть может, я к тебе прильну;
И будет эта Благодать,
Священная, как Благо – дать,
И брать, всего себя отдав,
Держа тебя, как архитрав
Поддерживает стройный фриз.
И, падая метопой вниз,
Разрезанная на триглиф,
Забудешь сказку и наив;
А длящийся в веках момент –
Как целостный антаблемент,
В коринфской творческой дали
Поймешь, как Сальвадор Дали,
Смешав паденье и экстаз.
Что жизнь?! Лишь только парафраз
Костров, цунами и молитв;
Воспоминаниями битв
Мир закрывается живой;
Любовь – становится вдовой,
И остается лишь портрет,
Ответственный, как этот Свет…
* * *
Я пишу, упираясь в пространство
Непокрытой от звезд головой;
Как Иван, постучав ендовой
О разливное странствие странствий.
Все бывает в заморском бреду:
И приливы, и перья, и просинь;
И огонь, затухающий в осень,
Завершая страстей чехарду.
Бог – суров, и природа – жестока;
Как ученые нам говорят:
Нет бессмертья вне данного срока,
Жить на свете – пить медленный яд.
Разум клеток, по Ауробиндо,
К сожаленью, – лишь радужный блеф;
Но втекает Божественный гнев
В наше сердце с далекого Инда…
Евразийцы? А может, – отжим
От Лемурского дна Индостана,
И, включая бессмертный режим,
Страх души нас душить престанет?!
Воспринявши под темя Пространство,
Не бессмертно, но в страсти живой,
Я качаю своей головой
Всё застывшее в смерть постоянство.
Я – не Бог; Аполлонов Парнас
И его бронзотелые музы
Я встречаю всю жизнь лишь как грузы
Душной податью сверенных масс.
И пускай за душой ни копейки,
Но полна Новых звезд ендова:
В старых карликах – твёрды слова,
А для новых они – как жалейки…
Так разбрасывать мир из себя
Только звездам и Богу угодно:
Скинешь тяжесть, и станет свободно,
Возгораешься снова, любя…
Первый курс
Первый курс – искушенье для многих,
Да, по-честному скажем, – для всех.
Если даже смотреть – тяжкий грех,
То, наверное, в правилах строгих
Налагать на девиц паранджу,
А мужицкое племя архатов
Набирать из единых кастратов
Или – принцев из дома Анжу.
Босиком по росистому полю
Незнакомая мудрость идет;
И сиреневый ветер на воле
Всё зовет оторваться в полет.
Словно время течет ненароком,
Секвестируя жизнь по пятам,
По девичьим округлым пятам
Спелых груш будоражащих соком.
Прорастает во влажной земле
Каждый шаг, как живое растенье,
Но растет и растет средостенье
Каждый год в календарном числе.
Если ум проповедует Храм
И холодные буквы рассудка,
Тело – плачет, – кромешно и жутко,
Строя Храм, как убитый Хирам.
И железные скобы земли
Заключая словами объятий
Как могильщик любых вероятий
В гроб сгребают совочек пыли
Из-под ног уходящих на небо…
* * *
Генная модификация Апостола –
До-словная систола,
Сжатие до ноты Си
Со стола Царствующего
Освященного Звука.
Рука, рассекающая Темноту, –
Это диастола,
Когда до-словное
Становится Словом.
………………………………………….
Когда вибрация сердец не в унисон,
Полифония скрыта в диссонансе,
Как в ледяном оркестре Фритьоф Нансен
Ведёт мелодию тепла сквозь Евин сон.
И сердце разрывается кроваво,
Стараясь биться чуду в консонанс,
Но духовые - хриплы и картавы,
И не идет по кругу контрданс.
В тоске по югу вьюги и метели
Лютуют, огрызаясь и шипя,
И строчки повисают на шипах,
Как нервы из словесной канители.
Звучащей речью вздыбится пророк,
Стремясь открыть вам тайны мирозданья,
Но упадет, запнувшись о порог
Дремучего и скользкого преданья.
Пророк, апостол, гуру и поэт!
Все малые и белые миссии, –
Вы не нужны сегодняшней России,
Ей на алтарь вознесшие обет.
Лишь генный дрейф, как будто бы случайный,
Дает апостолу те самые Слова,
Печать которых – новая глава
Для книги «Путь народа нескончаемый»…
* * *
Земля-носильница, и мы на ней стоим;
Земля-насильница, в неё мы входим прахом;
Из-за неё мы к Богу предстоим,
А на плечах – последняя рубаха.
Земля – как Женщина, - питает и берёт
И возвращая, властно принимает;
И путь в неё – паденье и полёт,
Как грех любви, что душу поднимает.
И дух течет, свободно и всегда,
Не зная ни времён, ни расстояний;
И молодости властная узда
Сильней грехов, молитв и покаяний.
Бросая камни в тело Магдалин,
Мы сокрушаем Эрос, жизнь и святость;
И осень в день Господних именин
В начале мудрости не означает радость.
Но в радость горнюю восходят имена,
Когда встречаются звучанья поколений,
И слышу я: не порвана струна
Для контрапункта возрастов и мнений.
… Тот первый курс, как «первый плеск весла»,
Река времен не унесет напрасно;
И всё, что Волга в Лету унесла,
Ещё вернётся, юно и прекрасно!
* * *
Л. Мус.
Лия на проталины тайну Бессмертья, –
Нетварное семя Господней Межи, –
Себя рассекая, как почту в конверте,
Косой басмалы, как победой над смертью,
Двум верным пророкам себя одолжи.
Босая приходишь, – уходишь обутой,
Как вольная муха, следы растираешь,
Жужжа монотонно последней минутой, –
Прозрачной, как крылья, небесной валютой
Ты платишь, как плачешь, и –
вечно теряешь.
И в облике Правды кося первопутком,
Тревожишь мгновеньем, – подобная суткам,
Где длится протяжность застывшим движеньем,
Как пяткой о голень –
финал с продолженьем.
* * *
Вина в Любви – как будто винный склад, -
Складовская-Кюри, радиоактивный складень;
Три Образа-в-Себе, а выбор – наугад;
Три ипостаси сквозь горящий ставень.
Окно коптит закаточным огнем,
Закатывая в уголья загадку;
Бог ломится, как зверь, кося дверной проем;
Он – не вместим в тебя,
но ты – вмещаем в Нем,
Как ливень из ведра,
что не вмещаем в кадку.
Украдкой глянешь в дверь, расправив вруцелето,
Какой Небесный Зверь восходит в право «вето»;
Не поспевай за ним, - одно всё: не догонишь,
А если Бог за ним, – то и себя уронишь…
Урон – тревожный труд,
затраченный напрасно,
Как бритву положить на дедушкин станок;
под плавающий нож календаря – прекрасно
По цуням проползти, узнав Последний срок.
…Пасхальный мир затих;
прошло и Вознесенье;
И польский флаг пройдя,
храм занесло в Ислам;
Березовым листом махнув своим послам,
Бог опрокинул в мир
Дух, как землетрясенье.
…Есть молодость и прах, -
две ипостаси бедствий,
И Третья – как Вина, -
тот самый Вольный Дух;
Радиоактивный склад,
что как вулкан, затух,
чтоб чиркнуть спичкой «жизнь»
о коробок молебствий…
А как, скажите, жить
за старостью вдогонку,
Чтоб – не в нарывах ум,
и сердцем – не стенать?
И – не стена в себе,
но только – право ЗНАТЬ,-
Что взрыв Вселенной – Бог,
а мы – Его обломки…
Пословица
Тырышкан табар,
Ташка кадак кагар.
Татарская пословица
«Старательный – найдет,
И в камень гвоздь забьет».
А мудрый – на душе перстом напишет.
Но если в сердце – лед,
То ни к чему полет,
И надо даже в мыслях ехать Тише.
И если сорок раз
Творить Святой Намаз,
То все равно не справишь сорочину;
И калькою Христа
Придет пророк Иса,
Кузен Ему по ангельскому чину.
Народы и миры –
простор Большой Игры,
А Кто играет с миром – неизвестно.
Но мы, что живы в нем,
Мы – верим и живем,
Хоть верой жить – и трудно, и чудесно!
Пророкам – разный счет,
Но все – наперечет,
И Мудрость всех народов – не обманет;
«Старательный – найдет,
И в камень гвоздь забьет»,
И – не исчезнет в утреннем тумане.
И каждый новый день
Уходит в ночь и тень,
В мир принося накопленную Мудрость.
И молодость – пройдет,
А старость – Путь найдет,
Тропой Любви подаренную в ум трость…
* * *
Писать про жизнь и жить – две разные задачи,
И не решить в себе трагический бином;
Для хищной правды слог – лишь сказки об ином,
А то, что в корне слов, - живей, чем жизнь, - тем паче.
Я слышу смех вокруг настоенный на плаче:
Раствор всегда темней, коль банка – кверху дном;
И знать, и быть – верней, как будто два в одном,
И бьешь – собой себя, и не получишь сдачи.
А все-таки стремглав не пропадают лица, -
Стирая грань миров, теряя буквам счет;
Застывшее – стечет, а смертное – продлится,
Бессмертный строй слогов назвав наперечет.
Поэзия живет в пробелах меж словами,
Как воздух, что несет дыханье между нами.
Май
Цвет яблонь набухает сквозь рассвет;
Так день врезает в ночь живой стилет;
И облака белеют надо лбом,
Как, распустившись, лепестки – слепым бельмом.
На брачный пир, надевши свой наряд,
Танцуют яблони, и словно вечность, сад
Всего-то на неделю – как в раю,
И птицы райские лишь про любовь поют.
Приходит ветер, запевала-многолет,
И лепестки летят, но новых песен – нет;
И яблони зеленые стоят,
Как будто приняли какой-то живоносный яд.
Сочится в яблоки рассветная вода;
Кровь солнца жизнь впивает в невода;
И кто-то рыбу с яблонь соберёт,
Когда приходит осень в свой черед.
…И снова приближается заря, -
Заря вечерняя; и будто время зря,
Всё замыкается – от крови до крови,
А белый день – туманом, хоть реви.
Вы – лепестки, летящие в траву,
И ваша жизнь - во сне, не наяву,
Когда вбираете всю радугу в себя,
Лишь белым-белым снегом, - не любя…
Лучи
Идя по небу босиком,
Вы с ним вступаете в сраженье;
И ни к чему Преображенье,
Когда все в мире – кувырком.
И только месивом от стоп
Вам отзывается вдогонку
Межзвездный, яростный потоп,
Прикрытый девственною пленкой.
И страстный ветер перемен
Вы, не питавшие сосцами,
В покой, завещанный Отцами,
Несёте, матери взамен.
Когда встречается бессилье
С горящей страстью бытия,
И мертвой трапезы кутья
Подобна горькому насилью, -
Тогда слетаются вокруг
Архангелы и Серафимы,
И звезды брошенных подруг
Становятся неуловимы.
Мир полон радостных чудес,
Пока сливаются в Сверхновой
Пыланья всех, чей след исчез
Вселенской памятью лиловой…
…Прольются пепел и вода,
И с ног девичьих спозаранок
Росою смоет лебеда
Сухие струпья звездных ранок.
* * *
Цветенье Жизни – смерти невдомек;
И жечь костры по осени – не нужно;
Хотя весна не наступает дружно,
Она придет ещё, не вышел срок.
И ветряным засыплет снегопадом
Под новым ветром старый бурелом,
И жизнь пройдет по смерти напролом,
Как две вселенные, что разыгрались рядом.
На параллельной плоскости листа
Мир пишется в немом воображеньи,
А в двух шагах – любовь и притяженье
И между ними – вечное сраженье
Над страшной бездной Чертова моста.
И что – смиренье?! Рабская покорность
Иль жизнь в краях, где выше горизонт?
Пройдя душой за атмосферный фронт,
Что встретишь там, где властвует бесспорность?
Поспорить с небом, - расплетя венок,
Распределив Творенье по соцветьям,
Вплетя змеёю ангельский вьюнок,
И – получить по морде смертной плетью…
…Как будто вышла молодость проказ,
И только ноют нестыковок раны;
И первый курс – как самый первый класс,
Все манит новой жизнью из тумана…