Если, положим, счастье — ромашка,
первым оторванным лепестком
будет свой дом — словно белая чашка,
полная теплым парным молоком.
Звездных ночей и бесед у камина
я у второго себе попрошу
и поименно в списке недлинном
всех перечислю, кем дорожу.
Третий я брошу на ветер, поскольку
с ним загадаю, чтоб книги мои,
как мандарина прохладные дольки
в жажду, стоили чьей-то любви.
"Пусть — прошепчу, отрывая четвертый, —
все мои старшие долго живут,
хлеб с молоком, а не супчик протертый
пусть не вставными, своими жуют..."
Пятый подарит большие дороги,
новые страны, моря, города —
изредка лучше натертые ноги,
чем никогда...
Я красоты попрошу у шестого,
чтобы с годами себя не жалеть —
пусть не придется мне снова и снова
хной серебро перекрашивать в медь...
Вот и последний остался... Ну что же,
пусть мне расскажет седьмой лепесток
в чем он, таинственный замысел божий?..
Ладно, летите себе на восток!
Все отпустила... Осталось лишь это —
то без чего не нужны мне ни дом,
ни бесконечное звездное лето,
ни наслаждение детским трудом
стихосложения... Я бы шепнула,
желтому солнышку на стебельке:
"Семь отпустила и всех обманула —
нужен мне только журавль в руке.
Только один человек — до предела,
до искупающей все темноты!
Чтобы в него я глядела, глядела,
чтобы любила — до мелкой черты.
В зеркале тихом бы видела ясно —
дальше не нужно просить и искать..."
Сердце цветка — не звезда, не погасло...
С ним на груди и уснула рука.