Могла ли я вообразить когда-то
в полузабытых тех шестидесятых,
когда шагала гордо в первый класс
среди восторженно блестящих глаз,
что я смогу, пусть старостью помятой,
в толпе таких же точно биомасс,
увидеть год две тысячи двадцатый?
Сквозь перекрёстки лет в толпе прохожих,
старалась, вылезая вон из кожи,
не смея отступить или свернуть,
прошла как все, один из тысяч путь.
Он – весь из дней ненастных и погожих,
был пройден далеко ни как-нибудь,
Но соткан мой, и нет его дороже.
Хотя судьба порой клевала темя –
со мною в ногу, торопилось время:
весну сменяло лето без гримас,
меняла осень огненный окрас,
зима ветрам вставляла ноги в стремя
снега вились позёмкой подле трасс,
на белизне черней зияли тени.
Неважно, что я думала когда-то…
Бездумно перелистывая даты,
в двухтысячном шагнула в новый век…
А нынче снова сыплет белый снег
и на газон ложится рыхлой ватой,
и нить судьбы не прекратила бег,
и неизвестна точка невозврата.