Познакомились мы на БАМе, в строй-отряде «Бригантина» в 1974 году. Это был физически очень тяжелый отряд. В основном были ребята с инженерного факультета и с физмата. Мы попали в одну бригаду: я, Моисей, Андрей Кунченко (условно). Утром обычно нас забирал рабочий поезд (на самом деле – это был вагон с электро-дрезиной) и везла нас эта конструкция к одному из туннелей под железнодорожной насыпью, и мы выход из туннеля выкладывали плиткой (это вам не Собянинская плитка, одну-то еле поднимешь) и засыпали камнем рисбермы. Иногда мы по разнарядке попадали на железку, но там вообще просто падали от жары и усталости. По-сути, самое тяжелое было, расчистить площадку, если дерево – это еще разрешимо, а вот камень с тонну - что с ним сделаешь? Так что основным орудием производства был у нас лом.
В первый день нам выдали обмундирование таежника: сапоги, черные штаны, противомоскитная кофта в виде немыслимой по размеру сетки, еще одна противомоскитная нейлоновая кофта (подразумевалось, что комар своим хоботом не дотянется до нашей нежной городской кожи), дальше – головной убор: это просто шляпа с черной сеткой, в точности как у пчеловода. Ну и конечно рабочие перчатки. Мы по глупости своей натянули все эти причиндалы и пошли трудиться. Ну что можно было вообще сделать в таком наряде в жаре под 40 по Цельсию? Кроме жары самыми вредными оказались вовсе не комары, а оводы и мошка. Через час с поднятием палящего солнца мы начали разоблачение. Андрюха, страшно ругаясь нецензурным матом, стягивал с себя всю эту хренотень: к концу дня мы все оказались в том, в чем и проработали до сентября: штаны, ботинки и рукавицы. Иностранцев было порядком, в основном – латины, они одевались точно так же, как и мы. Были еще двое индусов, точнее они были с Цейлона. Так вот, цейлонцы носили шляпы от мошки. (Но иностранцы прилетели с основным отрядом, в квартирьерах их конечно не было).
Первый день две бригады устанавливали палатки, чуть было не перессорились, как их ставить: наклон сопки был серьезный, градусов 35, но, слава богу, кое-как установили. Я кстати долго не мог отделаться от мысли, что все это сооружение может гробонуться в любой момент. Мы с Андреем выбрали койки рядом, и подальше от Пашки Лукьянова (условно), который уже известен был своим храпом.
В этом строй-отряде явно и быстро проявилась живая энергетическая группа, на которой все держалось: это как раз были бывшие квартирьеры. Это математики и физики на два курса их старше, и еще Коля Голубятников (условно), повар ресторана «Узбекистан», неизвестно как попавший на БАМ, страшно страдавший от сухого закона и почти полного отсутствия женского тепла. Когда-то он занимался боксом, и силы был – немереной: это он придумывал способы, как убрать очередной бульник из рисбермы, и если бы ни он – некоторые из них до сих пор там и валялись бы.
Это ядро проявилось на День строителя, когда происходит переворот, и власть захватывают злые и голодные анархисты. Пожалуй, Андрей тогда верховодил, и мы изловили комсорга и завхоза, а вот командир и мастер («Карла») удрали. Комсорга (Сашку Вдовских, условно) решили изжарить, и дело быстро развивалось, дошло до апогея, когда Гош Фулчанд (условно) и правда чуть было не поджог костер). Заработали мы не сказать, чтобы много в этом строй-отряде, только мне кажется, что-то там нечестное было при дележе.
Следующий раз мы попали с Андрюхой в строй-отрад «Ровесник», Целина, 1975 год, поселок Пригородный Шортандинского района Целиноградской области (теперь это село Пригородное). Команда была абсолютно той же, правда август я проработал в Жолымбете. В поселке Пригородном тогда обитали исключительно немцы. Жили мы в школе, в спортивном зале, так вот, на ящиках для обуви висели бирки с фамилиями школьников: был какой-то случайный Петров, а в основном – немецкие фамилии, даже Паулюс был.
Первые две недели были квартирьерскими, и мы разгребали коровье говно в коровниках после зимы. Система была такая: никто зимой коров не выгоняет гулять, поэтому они весело делают все дела под себя, часть этого всего смывается водой, тем не менее, к весне несчастных оставшихся в живых вытаскивают через горы дерьма. Дальше тракторами «Беларусь» вычищают середину коровник, а часть у окошек остается полной дерьма до потолка. Вот нашей задачей и было перекидать это говно у стен на середину коровника, где его и мог подхватить трактор. Работка не пыльная, то трудоемкая и вонючая. Находили и утонувших коров, вытаскивать их было самым трудным делом. Андрей как раз подшучивал над нашей долей. Да тут еще один хлопец принялся падать в обморок, скорее всего от запаха. Не могу я, говорит, падаю - и все! Оставляйте меня, я вам готовить буду, правда тут же оказалось, что готовить он может только яйца: вкрутую варить. Отправить из строй-отряда без желания бойца можно по болезни или в случае единогласного решения собрания. Вот мы и проголосовали, и Гошу отправили в Москву.
Наконец, приехал отряд, все наладилось, и потекла культурная жизнь. Двое из наших ребят после этого строй-отряда женились на местных девушках, в частности и Моисей. А вот с Андреем было неладно, это было ясно. Как-то мы из Жолымбета добрались на субботу-воскресенье, посидели с ним хорошо, говорит, что собрался жениться. Говорю ему, так ёлы-палы, отлично же, погуляем, какие проблемы? А проблема-то была, его будущую жену я знал, даже больше ее подругу. На мой взгляд – ничего в ней выдающегося не было, она была армянкой, но из Аджарии. Только какое это может иметь значение? А он мне говорит, понимаешь, ее отец кота красной икрой кормит, но я не из-за этого говорит. История мне показалась убедительной, я и сам через такое проходил: думаешь, что не сейчас – так и потеряешь человека из жизни навеки. Проблема была в том, что чувствам своим он не доверял.
Потом мы вместе работали на ВЦ, а после преобразования центра в Вычислительную Лабораторию, контачили каждый день, и на работе, и после. Помню, как у нас назначили нового начальника ВЛ Лябиса (условно), а Андрей временно сидел с ним в одной комнате, пока тому кабинет ни выделили. Лябис сидел за какой-то ширмой. И вот однажды я жду кого-то у них в комнате по работе, Лябис – за ширмой что-то ваяет. Вдруг забегает Андрей, кричит: Ну как у вас там, Чибис не пробегал? Это было для него характерно.
Потом из Универа он ушел в Видеотон, а мы сделали первый наш кооператив, и Андрей был одним из соучредителей (как и его товарищ с Видеотона). Открывал кооператив лично Лужков, он тогда был Председателем комиссии по кооперативам при Мосгорсовете. Вначале у нас все получалось, но я на год уехал в Бельгию на стажировку, а вернулся вначале 1989 совсем в другую страну. Кооператив наш тоже изменился, он, конечно, протянул еще тройку лет, но мне уже было ясно: тупик, форма собственности не позволяет работать на нужном уровне: просто мы в основном занимались на собраниях дележом заработанных бабок, и Андрей со своим другом объясняли нам, как правильно жить, они же с венгерской фирмы. Ну и как-то дело дошло до того, что мы несколько часов обсуждали, как справедливо поделить 48 рублей. Это был финиш, и я открыл ТОО. На самом деле, на базе нашего кооператива образовалось четыре новых фирмы.
Дальше у меня были горячие денечки, и в Универе, и на новой фирме. К 1995 году мы уже чувствовали себя вполне комфортно: возили комплектующие из Гонконга и Тайваня, крутили тут же на колене компы и компьютеризировали Россию. На самом деле, и в нашей новой конструкции не все было так уж хорошо, но у нас было право вето: если один из соучредителей был против какого-то начинания – оно не проходило, и мы его хоронили.
В конце 90-х позвонил Андрей, перекинулись двумя словами, он попросил заехать к нему, это на Шаболовке. У него был соучредитель Темный (это фамилия), наш выпускник. Кроме того: у них была контора, приличный оборот и очень интересные клиенты, не Москва. Склад – ноль, долгов – прилично, да ко всему еще мутная крыша, из-под которой придется вылезать. Технический персонал – два инженеров, один из которых как раз парень из Видеотона (Видеотон тогда уже почил в бозе). Клиенты: был один ижевский завод, который забирал у них крупные партии, считай – одну газель в неделю. Ладно, говорю, Андрюх, я еще подумаю, и решение я принимаю не один. Дня через три позвоню.
Дня через три я подъехал с новыми вопросами, и в самый важный момент вбегают двое наглых орущих молокососов, и заявляют Андрею: надо бы расплатиться, и отступные заплатить. Это как раз и была крыша. Я говорю: а вы кто? Да вот, мы Андрею помогаем, чтобы он спокойно занимался бизнесом. А один, так вообще, протягивает визитку, какое-то агентство безопасности, типа «Безопасная Русь», ну просто детский сад – штаны на лямках. Я через пять минут знал, кто и что в этом агентстве, и Андрей мог это сделать уже очень давно. Я говорю, ребят, мне очень жалко своего времени, а стрелочку вам забили – и бумажку с адресом им протягиваю. Ну, тут началось, типа, гусар, а деньги? Но дело было сделано: фирма Андрея резко подскочила в цене.
Только на «вечере дружбы» я понял наиболее слабое место Андрея и его фирмы. Сначала все было нормально, меня даже поразило количество закусок, потом пели хором русские и украинские песни, потом просто все напились. Так что, пил Андрей, пил его партнер, пила вся команда, но главное Андрей: абсолютный беспредельщик, таких не берут в космонавты. Но это была только первая ласточка, по этой теме у меня с ним много было разговоров и даже клятв.
За месяц мы наладили поставки в Ижевск, и было ясно, что это бездонный рынок. Потом мы поехали в Ижевск знакомиться. Ребята оказались толковыми, у них была контора при заводе (крупных заводов тогда там было четыре). Председатель правления был замдиректора завода, так что с помещением у них проблем не было. На вечер он пригласил нас в баню. Баня, хм… легко сказать. Там был бассейн на 50 м., накрыт стол, водка была московская. Но в конце они и местную вытащили, называлась «Калашников», вполне приличная, и не из опилок. Обо всем мы договорились, что им нужно было – это ясно: товарный кредит и сервис.
В Ижевске тогда абсолютно не было никакого движения, если помните, был такой период, когда бензина не было, так вот там его не было совсем. По всему городу гоняли несколько машин, но мы гоняли туда-сюда, нам показывали достопримечательности. К Калашникову в гости тоже заехали: Замдиректора его знал лично. Вообще-то меня поразило, как жил Михаил Калашников: это обычный дом без лифта, квартира на третьем этаже. Ухаживала за ним его вторая жена (не уверен), но дело в простоте, нормальный мужик, дернули по стопке, и мы решили, что пора и честь знать.
В поезде на Москву нам с Андрюхой попалась книжонка: «Анекдоты. Юмор разных народов». М. 1996 г. Там были анекдоты про чукчей, так что всю ночь мы ржали, благо, что вагон был почти пустой, стали подсаживаться только после Казани. Проводница утром спрашивает, мол, что же вы ржали-то как кони? Что-что, смешно было, так я его такого веселого и помню теперь.
Дела в конторе на Шаболовке, которая стала нашим филиалом, шли в гору, а Андрей все больше пил. Я примерно через день заезжал к ним, посмотреть, как там у них дела. Раз застал Андрея: спит в кресле, две пустые бутылки водки под столом. Темного (условно) в офисе нет, да и вообще почти все уже свалили. Так что, если постольку пить – никакого здоровья не хватит. Но на Андрее был офис и склад на Шаболовке, Ижевск и частично таможня. У него был трезвый подход, и он умел принимать решения.
Вот пример, в конце 90-х у меня застряла на таможне машинка в Себеже. Я как был в костюме с галстуком, так и погнал в этот чертов Себеж. Там мы остановились в селе Глембочено, в недостроенной даче одного из моих сотрудников. Просто так совпало.
Рядом было озеро Глубокое. Природа там, я вам скажу, просто какая-то сказка. Водила на нитку щуку ловил. Ну, дня три мы мотались в Себеж и узнавали, через кого можно выйти на таможенников и узнать, в чем проблема и как ее решить. Наконец, что-то получилось, я звоню в Москву, решили послать к нам Андрея с налом и одеждой для меня. Он приехал, и как-то дела пошли. И таможенники стали разговаривать, а то: «у вас цветной лазерный принтер, вы его ввозите, чтобы доллары печатать». И в баню вечером в соседнюю деревню сходили, короче, жизнь-то налаживалась. Андрей умел с людьми разговаривать, мы вдвоем просто укладывали таможенника морально на лопатки. Короче, дня через три машинку отпустили без перегрузки и досмотра. Работать он умел.
Но пил он все больше, и остановить, или хотя бы сделать что-то, было нельзя. Через полгода у него был инфаркт, сделали операцию. Выжил, но знакомый мой, хирург, который этим занимался (тоже, светлая память!) сказал мне, что это ненадолго: если выпьет или закурит – сразу конец.
Вышел Андрей на работу, вид нормальный, поговорили. Давай, говорит, я тебе поклянусь - ни рюмки! Помолчали малость, говорю, себе поклянись, у тебя жена и ребенок. Юрец, говорит, все дело в жене, пилит день и ночь. Э, ясно, одна ошибка, и жизнь рано или поздно пойдет под откос.
Но внешне все было в рамках, на встречах пели, танцевали, улыбались…
Прошел какой-то месяц, приезжаю на Шаболовку, сидит Андрей в абсолютно прокуренном, просто голубом, помещении, и курит, не отрываясь.
А еще через пару месяцев я снова увидел Андрея, спящим в кресле и пьяным в дым, под столом снова валялись две пустые бутылки из-под водки. Ну и все – опять с катушек слетел. А потом у них какой-то скандал произошел, по версии Андреевой жены, она его застала пьяного и со своей секретаршей. Мне что-то в это не верится, секретарша была слабоумная, они ее держали для налоговых льгот. С другой стороны, некрасивых женщин не бывает, бывает мало водки. Темный тоже сказал, что про Андрея эта мымра все что угодно расскажет, сама же ему и бутылку принесет, он добрым становился, когда выпьет. Так она из него денежки вытягивала.
Умер он на даче. Они приехали на шашлыки. Был и Моисей и Лукьянов (Светлая память!) К тому времени он в рот не брал уже три месяца. Пока народ жарил и готовил, он пошел в сруб для бани, посидеть в тенечке. Народ гулял и веселился, и жена была. Только к вечеру спохватились, а где же Андрюха? А его и нет уже на этом свете.
Я плакал на кладбище.
Так что очередной день памяти у меня.
Фото: БАМ, у рисбермы. Я, Моисей и Андрюха. Строй-отряд «Бригантина», 1974 год.
14.7.2021