4. Она зажмурила глаза, отдавшись дикому капризу

Сергей Разенков
   (предыдущий фрагмент главы-повести «Купеческая вдова» из романа «Евгений О»
        «3. О любви половозрелой дать читателю проход?»
             http://stihi.ru/2021/07/12/4252)

Парк, став оазисом тенистым,
Всем романтичным реалистам
Не гарантировал привал.
Поток гуляк не застревал.
Торгуя лимонадом льдистым
И аплодируя флейтистам,
Познав девятой страсти вал,
Сверкал столичный парк батистом,
На кольцах – солнцем золотистым,
А дам – глазами раздевал.
 
Где взор казался похотливым,
Где легче шасталось потливым,
Но где июльский    жар    дневал,
Где ветер уличным порывом
Не только пыль вверх поднимал,
Там шли намёки: до    поры    вам
Шлём лёгкий флёр, кураж наш мал,
Но, если что, полна мошна.
Гусары нервно конским гривам
Перстами делали массаж,
На даму глядя. Вот пассаж!

Её наряд необычайно
Привлёк мужчин. Гуляк – мильон.
Ей пик    вниманья    уделён.
Она, конечно, не случайно
Надеть забыла котильон.
Проказник ветер был силён,
А тут и    дождь    ещё: вдвоём

Стихии скрасили ход лета,
Чтоб зной казался пустяком.
Ей снился сон: легко одета,
Она коснулась босиком
Густой травы в начале лета
И так пошла (что за примета?)
В толпу гулящих прямиком.

Ей снился сон: она гуляла
По парку людному одна.
Погода тело согревала,
Душа – осталась холодна.

Ей снился сон: она гуляла
В толпе, прикидывая вяло
Потенциалы недотёп,
Ведь не один пока не сгрёб

Её податливое тело
В объятья, ради адюльтера.
Лишь молодые юнкера
Послали дважды ей с утра
Воздушный поцелуй – игра!

Бедна на ухажёров terra?
Иль не везёт ей, как вчера?
Она, конечно, не гетера,
Но, безусловно, не стара.
Никто нейдёт к ней на ура.
Её мечта, увы – химера.

Страстей безумная пора
Не подошла в часы утра,
Но флирта – много тут примеров:
Слонялись парочки не зря.
Грядёт вечерняя заря –
Пора амурных флибустьеров.

Ей вспоминался Апулей,
Но сон не делался смелей.
Ужимки встречных кавалеров
Предназначались, жаль, не ей.
Увы, ни Вакх, ни Гименей,

Её (достойную едва ли)
Под покровительство не брали.
Ей крепкий грезился елдак.
Уж ей подчас не до морали.
Ей одиноко, горько так,
Что невзначай любой пустяк

Ей мог испортить настроенье.
Но вот привычное роенье
Игривых парочек вокруг
Исчезло, и она на слух

В кустах движенье уловила.
К ней кто-то крался. Вот так мило!
Как быть: самой к себе привлечь,
Иль от беды себя сберечь?

Ну что с того, что кто-то блудит
И ей вниманье уделит?
Она решила: будь, что будет,
И приняла беспечный вид.

В конце концов, она не в чаще.
Слышны людские голоса…
Но стало сердце биться чаще.
Она зажмурила глаза,

Отдавшись дикому капризу.
Кровь понеслась от сердца книзу,
Облюбовав низ живота.
Шаг в неизвестность сквозь врата
Испуга вывел к компромиссу:
Она приблизилась к кустам
И тут же кто-то замер там.

Зигзаг судьбы – подчас как сваха…
Каков же этой свахи нрав?
Себе решимости придав
(коль это тать, то – в пах с размаха!),
Она не пятилась, бедняга,
Лишь тормозила в гуще трав.

Но в острый миг накала страха
Вдруг неожиданно стремглав
Из веток выпорхнула птаха…
И… в нос ударил запах трав.

Она, должно быть от испуга,
Чему виной была пичуга,
Упала в обморок, поправ
Инстинкты самосохраненья.

Кто ж подбежит без промедленья:
Блондин, брюнет или шатен,
Чтоб разделить с ней приземленье?
Не вечен обморока плен.

Пора прийти ей в изумленье.
Дрожанье веток в поле зренья
И платье взбито до колен –
И это всё из перемен.
Но, как предмет на рассмотренье
Чьей-либо воли, ей невмочь
Лежать, как пьяная, точь-в-точь.

А где же тот, чей взор нескромный
Ей ноги жёг, что были врозь?
Загадки ей головоломной
Решать, однако, не пришлось –
На задних лапах пёс огромный
Из веток вышел, мокр насквозь.

Она опёрлась на предплечье,
Чтобы оправиться и встать.
Тут пёс совсем по-человечьи
Пал на неё. Начнёт кусать?!

А он к лобку сместился мордой.
Язык и нежный был и твёрдый.
В оцепенении она
Прогнать не смела сосуна.

Явились зрители. «А    ну    вас!» –
Махнув расслабленно рукой,
Она от этого проснулась.
И ни души вокруг. Покой…

Лик чуть приподнят над подушкой,
Глаза распахнуты к окну,
А там, гоняясь друг за дружкой,
Резвятся птахи – день к добру.

Спеша увидеть облик тела
В напольном зеркале, она
Не долго нежится… одна.
Вот одеяло отлетело,
И к телу льнёт уж воздух дня.

Рубашку прочь на спинку стула,
Но потянулась к рушнику.
Водой в лицо, на грудь плеснула
И улыбнулась двойнику.

Уж небо тешилось полуднем,
И за окном взял силу зной.
У пробудившейся стал блудным
Голодный взор. Дышал весной,
Пел на дворе конец уж мая.

Природа радовала глаз.
В большое зеркало, томясь,
Гляделась женщина нагая –
Ну, впрямь Венеры ипостась!

Её пропорции – ей в радость.
И все округлости – к лицу.
Жизнь вообще была бы в сладость,
Когда б дружка к её крыльцу!

Он оценил бы эти бёдра
И круглый круп, и полный бюст.
Таскал бы ей с шампанским вёдра,
Чтоб искупать её. Но… пуст

Дом без мужчины. Безотраден.
Ей ни к чему дегенерат,
Но, будь хоть бел, хоть шоколаден –
Годится. Лишь бы не кастрат.

Поплыл по спальне запах пряный.
Духи что надо, не дерьмо!
Сон помня, сладостный, но странный,
Она топталась у трюмо.

Двойник зеркальный откровенно,
Но немо потянулся всласть –
Нагая женщина чуть ленно
Отобразила в жесте страсть.

Струились локоны льняные,
Вились к щекам через виски;
Стояли груди наливные,
И были бодрыми соски.

Глаза сверкнули бирюзою,
И вышла чувственность на старт.
Рисуясь гибкою лозою,
Вошла жеманница в азарт.

Сперва с оглядкой и опаской
В дверь озираясь, егоза
Сама к себе прониклась лаской,
Да так, что и прервать нельзя!

Грудь, бёдра – плоть их не бездарно
Ладони взяли в оборот.
Плоть отзывалась благодарно.
И взор открыт так лучезарно!
И приобщён к дыханью рот.

Но вот сошлись ресницы томно,
Дыханье участилось – мир
Свернулся сам в себя укромно
Под властью пальчиков-проныр.

Лишь птичьи трели отвлекали
Её от сладостных потуг.
Но в их назойливом вокале
Есть почерпнуть что – вольный дух.

У вольных птиц в поре любовной
Для игрищ их препятствий нет.
Такое б в женской доле, полной
Преград, условностей и бед!

Она, мечтательно представив
Соблазны, возжелала плоть
Всех сердцеедов, сердцедавов,
В ком есть к ней жалость, хоть щепоть.

Пока с тоски не ошалела
(А Рок бил тяжестью кайла),
Она сама себя жалела,
Судьбу нескладную кляла,
Себя за то, что овдовела.
В ней нерешительность довлела
Над женской страстью – корень зла
Дней без искомого тепла.

Она сползла бессильно   на   пол.
Её ведь сроду ещё так
Со стороны никто не лапал –
Всё лишь сама. Она – мастак.
Забыла про весь мир на время,
Но без мужчины, просто так,
Прожить ей – сладостно ли бремя?

(Душа мечтами обросла –
Пуста Души её серёдка.)
Волна приятная прошла.
Плоть ублажившая молодка
В короткий срок в себя пришла
И, как всегда, вздохнула кротко.

Ей вновь неловко пред собой
И страшно, что застигнут слуги.
Но лучше ль то, что на досуге
Соблазны к ней спешат гурьбой?
А лучше ль лечь в постель к подруге
С её слюнявою губой?

Увы, подружка безотвязна,
А друга не было и нет.
Жизнь у вдовы однообразна
И нету сил на пируэт.

Так прозябать куда как тошно:
Отпущен век всего один!
Для счастья, коль оно возможно,
Маяк надежд необходим.

За часом час, без промежутков,
Любовный вакуум лишь рос.
Но как уйти от предрассудков?
Забыть? Пошли ей, Бог, склероз!

Смелей за счастьем на   самцов   бы
Поход ей организовать!
Вдове распутные особы
Совет давали не зевать.

         (продолжение в http://stihi.ru/2021/07/16/3413)