Вот город с миллионами людей,
Живущими кто бедно, кто богато,
Кто во дворцах средь тысячи огней,
А кто в трущобах на всю жизнь зажаты.
(Но в этом городе нам места больше нет! Пойми это, пожалуйста, родная.)
Мы родились и жили здесь, в стране,
Где жизнь текла спокойно и счастливо.
Она есть в атласе, с другими наравне,
И все ее считают справедливой.
(Теперь в этой стране нам жить нельзя, нам больше не дадут здесь жить спокойно.)
На деревенском кладбище есть клен,
Он осенью теряет лист багровый
И пред зимой впадает в мертвый сон.
Ну, а весной он оживает снова.
(Деревья обновляются весной, но паспорта не могут обновиться.)
У консула я получил ответ,
Моя надежда птицей улетела:
«Без паспортов среди живых вас нет
И с этим я не в силах что-то сделать.»
(Но мы то живы, милая, с тобой! Да! Да, чорт подери, пока мы живы!)
Я в комитет отнес свою беду,
Но их реакция была весьма бездумной:
Зайти еще раз в будущем году,
А нынче они заняты безумно.
(А где сегодня нам с тобою жить? Куда податься нам с тобой сегодня?)
На митинге я без конца слыхал,
Что мы им не даем нормальной жизни,
Еврей на теле общества фингал,
Спасенье в нацонал-социализме.
(И это говорилось все о нас! О всех наших с тобой родных и близких!)
Почудилось, что в небе грянул гром
Над странами, над всей земною твердью,
Как будто Гитлер сам своим судом
Нас самовластно присуждает к смерти.
(Как видно мы мешаем ему жить, пока мы живы, ему нет покоя.)
Здесь пуделя оденут потеплей,
А кошку отогреют и накормят,
Но вот еврей немецкий – он еврей
И недостоин ни тепла, ни дома.
(Что кошка, что собака, все равно, ведь в них и капли нет еврейской крови.)
Спустился в гавань, на причале встал,
Рыбешек разглядел в стихии водной,
Не страшен им ни фюрер, ни фингал –
Им наплевать на все – они свободны!
(Всего лишь в пяти футах от меня, подумать только, и они свободны!)
Шел по лесу и видел много птиц,
Они живут ради птенцов и пенья,
Не падая перед вождями ниц,
Не зная политических сражений.
(Но птица это все ж не человек, ей незнакомы расовые бредни.)
Во сне мне снился стоэтажный дом,
Где каждый чтил религию соседа,
В покое люди проживали в нем,
Не зная ни фашистов, ни их бреда.
(Но в этом доме ни одно окно, увы, не было нашим, дорогая!)
Стоял я на равнине, падал снег,
Десятки тыщ солдат, шагавших строем,
Уверенных: еврей – не человек!
И каждый ощущал себя героем.
(Они искали, где же мы с тобой. Они шли убивать нас, дорогая!)
Текст оригинала.
Wystan Hugh Auden
Refugee Blues
Say this city has ten million souls,
Some are living in mansions, some are living in holes:
Yet there’s no place for us, my dear, yet there’s no place for us.
Once we had a country and we thought it fair,
Look in the atlas and you’ll find it there:
We cannot go there now, my dear, we cannot go there now.
In the village churchyard there grows an old yew,
Every spring it blossoms anew:
Old passports can’t do that, my dear, old passports can’t do that.
The consul banged the table and said,
«If you’ve got no passport you’re officially dead»:
But we are still alive, my dear, but we are still alive.
Went to a committee; they offered me a chair;
Asked me politely to return next year:
But where shall we go to-day, my dear, but where shall we go to-day?
Came to a public meeting; the speaker got up and said;
«If we let them in, they will steal our daily bread»:
He was talking of you and me, my dear, he was talking of you and me.
Thought I heard the thunder rumbling in the sky;
It was Hitler over Europe, saying, «They must die»:
O we were in his mind, my dear, O we were in his mind.
Saw a poodle in a jacket fastened with a pin,
Saw a door opened and a cat let in:
But they weren’t German Jews, my dear, but they weren’t German Jews.
Went down the harbour and stood upon the quay,
Saw the fish swimming as if they were free:
Only ten feet away, my dear, only ten feet away.
Walked through a wood, saw the birds in the trees;
They had no politicians and sang at their ease:
They weren’t the human race, my dear, they weren’t the human race.
Dreamed I saw a building with a thousand floors,
A thousand windows and a thousand doors:
Not one of them was ours, my dear, not one of them was ours.
Stood on a great plain in the falling snow;
Ten thousand soldiers marched to and fro:
Looking for you and me, my dear, looking for you and me.