Дыханье осени печалит нас. В глазах
приятной женщины, сидящей одиноко
у входа в бар,– едва укрытый страх
присутствует. Потягивая мокко
она, как статуя, пытается держать
себя бесстрастно и уверенно, что, впрочем,
присуще англичанкам. Но понять
их психологию – нельзя. И, даже то, чем
они вам нравятся – благодаря ветрам
и длительным туманам – роялиста
из вас не выкроит. Характер этих дам
подходит для спокойных партий виста
и поучительных бесед у камелька,
но не для жизни. Вечная помпезность
в движеньях, в мыслях – глядя сквозь века:
невозмутима их естественная бледность.
Но в этот вечер, где-то посреди
Большого Лондона, я – может-быть и слепо,–
смотрю на женщину. Мне тридцать. Впереди
ещё пол жизни. Бар. Стекло. Нелепо
вот так предвзято мир воспринимать,
как я – отгородившись рюмкой виски
от здешней сырости. Пожалуй, лучше встать
и подойти к ней. Правда, по-английски
я помню только несколько цитат
из Байрона, один закон Ньютона
да имя герцога, молившего солдат
хранить его от пчёл Наполеона.
С такими знаниями лучше никому
не портить вечер. Глядя на ресницы
ее, я чувствую: сознанью моему
не одолеть барьер языковой границы.