Для удэгейцев смерти нет,
Они лишь облик свой меняют,
Пел песню седовласый дед,
Как духи тело покидают,
И, совершив недолгий круг,
Вселяются в зверей окрестных.
Вещал: когда исчезну, вдруг,
Уйду в медведя, что из местных.
Запомни и не обижай,
Зря дедушку в мохнатой шкуре,
Кончину мне не приближай
Напрасно выпущенной пулей.
Внук слушал, как старик поёт,
Щекой прижавшись к изголовью.
- Пусть мишка счастливо живёт,
Не окроплю родною кровью
Я камень жертвенный в тайге,
Гуляй свободно и спокойно,
Малину ешь невдалеке,
Не вспыхнут между нами войны.
Тропу медведя обойду,
И зимний сон не потревожу,
А, коль столкнёмся на беду,
Меня не трогай, деда, тоже.
Свершало время быстрый бег,
Плыло дождём, пургой качало.
Ушёл в медведя человек,
В своё исконное начало.
Спокойно жил лесной народ,
С природой связанный навечно…
Чужак нарушил жизни ход,
Не загасив костёр беспечно.
И пал гангреной по тайге,
Пошёл, сжигая всё, что встретит,
Спасенья не было нигде,
Звериные сгорали дети.
Чернели кедры, и трава
Горячим пеплом ввысь летела,
От дыма ныла голова,
Срываясь в кашель, грудь хрипела.
И птицы падали в огонь...
Пожар кружил в шаманьем танце,
Его могучая ладонь
Вздымала вверх протуберанцы.
К воде спешили все, кто мог,
Она одна - беде преграда,
Олень и тигр, не чуя ног,
Влетали в реку, где прохлада.
Сплотились вместе млад и стар,
С людьми - звериная пехота.
Не до вражды, жесток пожар,
Его великая охота.
Вдруг рёв раздался из-за скал,
Кричат в горячке так, коль бредят.
Огонь сжёг шерсть и облизал
До мяса старого медведя.
Он к влаге из последних сил
Полз, умоляя о пощаде,
Ему был белый свет не мил,
Плескалась тьмою боль во взгляде.
Чтоб мукам положить предел,
Жалея, зверя застрелили...
Срываясь, плакал и звенел
Крик детский: "Дедушку убили!"