Я да БОГ

Елена Аблогина
СКАЗКА ДЛЯ ДУШ РАЗНЫХ ВОЗРАСТНЫХ КАТЕГОРИЙ
 

Любовь ведь может быть беЗкрайней,
И слёзы по щекам – рекой,
Желания – сильнее воли,
А Жизнь – сценический игрой?


Бывает в жизни так, что самые долгожданные слова, долетевшие сквозь пелену тысячелетий или просто пелену, уже неактуальны в текущем Времени и Пространстве. Ты – другой, отличный от того себя, который так долго ждал этих слов, словно вопиющий в пустыне. И тот, от которого ты их ждал, тоже – другой. Ни плохой, ни хороший, а просто – другой, но не менее любимый, чем раньше.
Почему-то Господь допускает, что родные, звучавшие тысячелетиями единым аккордом Души, начинают отдельными нотами выпадать из единой симфонии. Почему-то меняется тональность, продолжительность звучания и высота нот. И почему-то, когда тебя достигает этот долгожданный звук, созвучный с тем тобой, которого уже нет – то уже потребности в этом созвучии не имеется.
Той дикой потребности, истерзавшей когда-то сердце, стесавшей до крови крылья Души. Потребности, за воплощением которой гналась Душа столько, сколько Земля вертится. Потребности, чтобы любимые благословенные руки легли на твою уставшую, усыпанную пеплом голову. Потребности быть нужным.
Что-то Вечное стало твоим всем и заняло объёмы сердечного пространства.  И родные приняли твою непоколебимую Любовь к этому Вечному и естественным образом, аккуратно и бережно, дабы не потревожить храм и святыню в нём хранящуюся, разместились рядышком с сердцем, украсив его по внешним границам жемчужными бусинками, покоящимися на живых душевных связях, серебряного цвета. Лишь бы быть рядышком с тем, кто дорог.
И мелодия Души стала нежной и тихой, цветом василькового пламени, вечной как Бог и чистой как Любовь младенца. На нулевом меридиане грёз Душа вошла в Новую Эпоху своей эволюции, где ожидания относительно временного свелись к нулю. А чувствование родственных Душ стало таковым, как будто они – твои родственники, братья и сёстры, как будто никогда и не было этих странных тысячу проигранных земных ролей в сценической книге рваных судеб, будто нет расстояния в тысячи миль и тысячи временных лет. Будто и вовсе нет и никогда не было изгороди между Жизнью и Смертью. А любишь так, как будто ты – в Сердце Бога, а Он – в сердце твоём. И Отец у всех общий.
Но так было не всегда…
Истории всех душевных связей не помнят начала, а разговоры о конце настолько беЗсмысленны, что вызывают улыбку, названия которой доселе не существовало. Это единственная форма улыбки, в которой присутствует Сам Бог. «Мною улыбается Бог» – назовём её так.
Правда, она не предвещает ни райского блаженства, ни лёгких путей, ни медовой судьбы в ближайшей хронике событий. Более того, сулит о приближающихся непреодолимых страданиях, кружащих акульими стаями вокруг глагола «Любовь». И страданиях всегда – фатальных. Фатальных – для личин, за которыми не видно обременённой масками Души. Фатальных для выбора Душой всего временного, к чему бы Она не прикоснулась.

Жила-была Душа. Душа-монах. Самым родным для неё было состояние, умещающееся в три коротких слова: «Я да Бог!». Она долго сохраняла чистоту своей первозданной природы с того момента, как Господь устал быть в одиночестве и создал беЗчётное количество Себе подобных Душ. Но каждый раз, приходя в  Материальный Мир, Она познавала некий шаблонный ряд и надевала чужие одежды, от которых избавлялась потом ровно столько по времени, сколько и примеряла эти нелепые экзотические наряды, проживая тысячелетиями, совершенно безумный и беЗпощадный повторяющийся диапазон чувств, всех существующих цветов и оттенков, чувств, несвойственных её исконной монашеской природе.
Душа-монах влюблялась в Жизнь, в братьев и сестёр, во всё живое. Находила себе тысячи друзей. И вроде бы что тут такого? Обычная душевная жизнь, полная любви, тепла и радости. Да вот только о Боге Душа-монах начала забывать. В сердце всё больше становилось любимых и всё меньше места оставалось для Отца. Больше всего на Свете Душа любила похожих на себя. Но и по доброте своей умудрялась прилепляться к антиподам. С ними было ещё интереснее, чем с родственными, ведь они обладали перечнем качеств, не имеющихся у Души.
«Отношения – дороже Бога» – успокаивала поначалу себя Душа и не заметила, как Бог постепенно в её сердце сжался в точку, размером с атом. Всё остальное место – занимали действительно отношения, в которых Богу не было места, так как всё сложилось или не сложилось – это уже неважно, в этих отношениях.
Душа пустила по ветру сперва – различающую Мудрость, ну, а вслед ей испарились – Вера с Надеждой. Остался их концентрат: костыль – в виде Доверия и услада Души – в виде Мечты. Любовь превратилась – в Привязанность. Но мы её всё-таки будем называть любовью с маленькой буквы. Оставим место для Иллюзии – одной из любимых Женщин Творца, которая, кстати, с удовольствием заняла место Мудрости. А вот… от Воли ничего не осталось – любовь с маленькой буквы её придавила.
Так, постепенно Душа-монах сползла до уровня Души-щенок /далее по тексту, просто Щенок/ прилепляясь, влюбляясь и купаясь во временном блаженстве щенячьих чувств ко временным объектам её далеко не временной и не безопасной любви с маленькой буквы.
Она облизывала, по преданной своей природе, каждую встречную Душу. Любимую. У щенков – все любимые. Особенно те, которые гладят их, выкармливают молочком и разрешают переночевать самую длинную галактическую ночь их щенячьих Душ в своих тёплых уютных стопах. И даже любимые те, которые бьют, но всё же периодически кормят объедками чувств и непереваренных эмоций – это ведь тоже щедрая пища. Щенок во всём видел хорошее. И даже в страданиях. Видимо, монашеские гены гуляли в крови Щенка. Правда, после объедков становилось плохо щенку. Но всегда помогала щелочная дождевая лужа. Щенок вообще был очень живучий.
Поначалу, хозяевам Щенка нравились лобызания пушистого чуда. Они его любили за то, что он был более или менее послушным, преданным, терпеливым и не гадил как раз за счёт последнего качества. Но редко, кому нравятся щенячьи слюнявые поцелуи вечно. И рано или поздно наступает сценический удар во взаимозависимой любви с маленькой буквы для обоих: зависимого щенка и владеющего им хозяина. И виновных здесь нет. Подсудимых – тем более.  Каждый проходит благодаря помощи друг друга свой повторяющийся из воплощения в воплощение урок в книге рваных судеб, стяжая личный опыт «побега из Шоушенка».
Наш Щенок не оказался исключением из правил и получал волшебный пендель за пенделем под свой весёленький приветливо машущий хвостик, когда слюней становилось больше самих поцелуев и когда шерсть оставляла кругом следы, напоминая о уже не таком любимом и желанном чуде. Летел Щенок со скоростью ветра, прославляя завыванием деда-волка – боль и страдания, галактическую ночь и Луну, и в конце припоминал немного о Боге, ударяясь о дно своего несчастного зависимого земного существования. Правда, вспоминал красиво! Рифмуя и завывая! Бога Душа-щенок любила памятью Души-монаха, а своих временных любимых хозяев – любовью преданного Щенка.
Пока Душа-щенок летала по траектории от любимой ноги – до дна – и немного до Бога, умудрялась прочувствовать себя – и Тьмой, и Светом, и Белым Воином, и падшим Ангелом и синтезом всех этих ипостасей, и даже – абсолютным ничтожеством!  Ведь Папа её был Абсолютным Ничто, во что ей, правда, никогда не верилось. Верилось в то, что её Отец – самый Высокий, самый Лучший, самый Красивый, самый Милосердный, самый Любящий, самый Смелый, Самый-Самый, но точно не Ничто! В Эйнштейне Душа-щенок разочаровалась по ряду причин, но здесь не об этом. Она вообще была склонна к череде очарований-разочарований, опустошений-наполнений, взлётов и падений. Последняя пара была ей особенно симпатична запредельным переживанием чувств от блаженных до определённо-фатальных. Да, кстати, Щенок был породистым. Белый в чёрные пятнышки. Не далматинец. Нет. Он был белым – по происхождению, а история каждого отдельного чёрного пятнышка – была индивидуальной, абсолютно заслуженной и даже самое намозоленное от ударов пятно под хвостиком – было справедливого генеза, хоть и не мог щенок… ну просто не мог – не облизывать любимых, а уж тем более, остановить секрецию слюнных желез или управлять «шерстяными лукавицами», контролируя выпадение пуха. Щенок с детства считал, что всё что с ним происходит – справедливо. И если его ругают – значит он плохой. Поэтому, научился полёты воспринимать как данность, за которой стоял Самый-Самый. Но вместе с тем, уж больно хотел быть нужным своему хозяину и каждый раз доказывал свою любовь с маленькой буквы, возвращаясь неведанными тропами к любимым стопам весь в шрамах и долгозаживающих ранах.
Пока Душа-щенок летала во Вселенной по ранее описанной траектории, с печальным ищущим взором глаз её любимого временного хозяина, на Земле за это время сменялись целые цивилизации и эпохи. Ожидание Души-щенка, что её таки позовёт любимая Душа хозяина, пусть даже небрежным присвистом, сводили её с ума на безбрежных дорогах поиска старого убежища. А долгая раскачка объекта преданного служения Щенка на священный долгожданный «присвист» – превратили душевную связь обоих из Белой взаимодополняющей в Чёрную взаимопоглощающую. В этой Чёрной Дыре Время обоих становилось асинхронным, а звучание Душ – друг другу непонятным.
Щенок гавкал в Чёрную Дыру безустанно по возрастающей до надрыва: «Я-я-я тебя-я-я-я люблю-ю-ю! Гав-гав-гав!» И мысленно облизывал любимое лицо хозяина, особенно благословенные руки, когда-то согревшие его обмороженное тело в самую тёмную, самую страшную, самую долгую, самую лютую – галактическую ночь.
…А на противоположном конце Чёрной Дыры в сердце хозяина при слышании надрывного тявканья щенка об одном и том же – восставала вся Преисподняя и противилась яркому щенячьему Солнцу преданной щенячьей любви далеко не самой высшей пробы – с маленькой буквы.
Все по жизни хозяева Щенка, которые у него были, не умели любить так, как любил щенок и рано или поздно наступал момент истины – отречения. Одни – надевали толстый панцирь безразличия, эдакий бронежилет от чувств и ждали подходящих надёжных рук, в которые можно было передать слюнявое пушистые чёрно-белое любящее чудовище.
Другие, по причине скрытого всевозрастающего чувства вины перед светлой, почти ангельской, если бы не чёрные пятнышки, если бы не слюни, если бы не лиричность в завывании к невидимому Богу, если бы… если бы… если бы… Душой щенка.
А у третьих, и вовсе была странная реакция на любовь щенка. Если щенок облизывал ещё кого-то помимо их, то он непременно становился предателем, даже если вылизывал потом своего любимого временного хозяина пуще прежнего.
И каждый раз щенок летел. Летел с присвистом всевозрастающего резонанса. Ушки и хвостик колебались в такт ветру. Носик мокрел от перепада температур и атмосферной влажности слоёв тропо- и ноосферы. Сердце вибрировало вразброс между амплитудой сострадания и чувством вины. Щенок решил, что если причиняет столько бед своим присутствием, то жить ему нет смысла. Он перестал хотеть жить. Носик стал сухим. Но по привычке, сформированной в веках, возвращался к любимым стопам.
Каждый новый удар был – всё сильнее, траектория – всё круче, а приземление – всё жёстче.
И вот, однажды, после очередного пенка, у Щенка остановилось сердце. Вселенский закон исполнения желания догнал его очень быстро на этот раз. Видимо, тогда очень не хотелось жить Щенку, хоть и любил он Жизнь. Удар пришёлся в самое Солнышко. Щенок неудачно повернулся, анахатой к хозяину и вроде также взлетел, как и раньше, но уже не оборачивался. Не потому, что перестал любить. Нет. Он умирал. И когда это осознал, то вспомнил о Боге, которого любил, как Самого-Самого когда-то в давние времена. И эта мысль о Боге оказалась настолько сильной, настолько синхронной со скоростью Света, с чистотой первозданного Звука и с Реальным Временем, что была услышана Верховной Личностью Господа, сжатого в точке, с размером с атом в его сердце.
 Душа Щенка всё дальше отдалялась от Чёрной Дыры по новой траектории – Параматме. Она наблюдала, как её шерстяные чёрные пятнышки по очереди срывались вместе с кожей и улетали в направлении бывшей всепоглощающей Родины.
Затем и вовсе произошло чудо. Белая шерстка превратилась в посеребрённые перья, а лапки – в могучие размашистые крылья. Общее, что осталось от Души-щенка и Души преображённого Ангела – это глаза… цветом василькового пламени.
Надо отметить, что Иллюзия сама покинула сердце Щенка в тот момент, когда он призвал Господа. А Мудрость не заставила себя ждать. И окутала своим присутствием сознание Щенка… С этого момента и начались основные метаморфозы, когда вернулись – и Вера, и Надежда, и Любовь с большой буквы, и Воля с вектором ввысь! Господь занял освободившееся сердечное пространство, а любимые Души украсили жемчужным ожерельем сердце извне.
…Душа вырвалась из пресловутой тюрьмы «Шоушенка», полной фатальности, горя, боли, потерей, безысходности, опустошений и разочарований. Летела Душа, расправив широкие крылья. И полёт этот был – Восхождением. Она летела в Улыбку Самого Бога по притяжению, по силе, неведанного ей ранее магнетизма. Она летела на знакомое ей забытое чувство! Чувство безусловной Любви! Свободной от слюней и поцелуев, от страха быть преданной, ненужной и вышвырнутой за линию горизонта.
Она летела в Ладошки Таинства на Свет Его Лучезарной Улыбки и осознавала, что фатальностей больше не будет, ибо познала во временном Высшее Родное Вечное – Единого Творца и вспомнила свою первую и последнюю молитву от сотворения: «Я да Бог!»

«Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: Возлюби ближнего твоего, как самого себя. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки».

— Мф. 22:37-40


06 июля 2021 год