К данной статье-размышлению меня сподвигла увиденная мною «картинка с выставки».
Возвращаясь домой из магазина, отягощённая покупками и планами на обеденное меню, погружённая в жаркую атмосферу летнего полудня, - на окружающую действительность реагировала, можно сказать – никак; как, впрочем, и вся нечасто встреченная мною публика нашего уютного жилого райончика.
Из полусонного состояния меня вывел окрик женщины, донёсшийся с противоположной стороны дороги, далеко за моей спиной: «Марина! Отстань от него, сказала!» - и дальше снова тишина. Невольно обратила внимание на Марину – долговязую девчонку-подростка лет 14-ти, одетую с претензией на модельный намёк – нереально короткие шортики, какие-то висюльки на маечке, кроссовки на грубой подошве, ну, и конечно – упрямые плети старательно выпрямленных волос. Сначала я просто смотрела на то, что происходило, как в замедленной короткометражке; осознание и осмысливание загрузилось позже, уж слишком меня зацепило.
Так и опишу.
Девчонка бегом (при её длиннющих ногах – в два-три прыжка) догнала мальчишечку лет семи, худенького, какого-то жалкенького стригунка в растоптанных стареньких босоножках, что-то зло, внушительно, очень грубо ему гавкнула в затылок; затем нешуточно хлопнула ладонью сзади по голове, а через пару секунд, слегка подумав (видимо, ещё не вся злость выплеснулась наружу) – своим тяжёлым кроссовком со всей силы пнула малышу сзади крепкий пендель. Подумав ещё пару секунд, снова догнав – пендель повторила. Причём, удар был такой силы, будто она дралась на ринге с ровесником.
Мальчик, согнув и без того унылую головушку, ссутулив плечики, хотел было рвануть назад, к маме…но, слегка поразмыслив (видимо, по опыту знал – там бесполезно искать защиты), сдавленно заплакав, побежал вперёд, как бы пытаясь вырваться из зоны доступности своей сестры.
Меня покоробила сама сцена этого явного насилия над ребёнком.
Причём, вроде всё можно объяснить – старшая сестра вразумляет капризного братца (не знаю, что такого невыносимо страшного мог в магазине совершить этот малыш – игрушку, что ли, попросить?..)
Но – как?!.
Тут же захотелось перейти на их сторону дороги, спокойно сделать замечание девочке, объяснить матери, что они воспитывают в будущем мужчине ненависть к женщинам, что они калечат ему психику, что в его семье он будет, возможно, отыгрываться на своих жене и детях; а, возможно, станет пьющим и проч.проч.проч…
Это я получила тот пендель.
Я не смогла перейти этот рубикон и заступиться за мальчика, я - смалодушничала.
Представила, как будет выглядеть эта сцена, эти вопли: «Какое ваше дело? Не суйтесь, вы же ничего не знаете!», и эти смеющиися глаза, и этот «благородный» гнев хамской мамашки…
А пацану достанется дома ещё больше – типа, из-за него весь сыр-бор и позор.
Ведь это с её молчаливого потакания (а, может, и травли) созрела такая семейная дедовщина. И страшно то, что это длится годами, и малышу никуда от этого не деться.
Даже не хочется представлять, какие над ним тренируются «приёмчики» и какие он слышит дома слова; одна надежда – что девчонка уедет учиться-работать, перерастёт-поумнеет, и всё поменяется к лучшему.
Но – пока именно так.
Конечно, не бывает идеальностей в семье.
И мы с братишкой (он был старше меня на четыре года) – и ссорились порой, и спорили в играх, и выдумывали всякие приключения, и я, как младшая, не хотела признавать его старшинство, и он, как старший, пытался доказать своё право на командирство, но – не таким образом!
И мы всегда были под чутким и ласково-строгим родительским вниманием. Мы ни на миг не сомневались, что родители нас одинаково и очень сильно любят, и сделают всё, чтобы не было неправильностей и несправедливостей; за какие-то особые наши подвиги – типа, брат заигрался в волейбол в соседнем дворе и не вовремя заявился домой,- ему долго и душевно отец объяснял, что они с мамой испереживались и очень волновались, как бы с ним не случилось чего; чтобы он больше не поступал так, и – было очень стыдно и хотелось исправиться.
Сколько мы поперебивали чашек-тарелок! Чуть не сожгли дом, испытывая где-то добытую серу! Сколько было выбито стёкол мячом! Вытоптано клубники, съедено зелёных абрикос и винограда! Сорвано соседской вишни и черешни! Порвано и вымазано новой одежды и обуви…не упомнить всего, да и не вспоминается, потому что родители нас любили, и понимали, что всё это бывает с детьми; никто не изрыгал на нас раздражение, ненависть, сквернословие, злобу, агрессию за подобные вещи – это несопоставимые понятия!
Я очень благодарна своим родителям, что они, живя просто, небогато, в трудах и трудностях – имели такую великую мудрость, идущую от большого любящего сердца – видеть главное, а не опускаться до мелкого; своё детство я вижу солнечным, светлым, радостным и прекрасным, и особенно я это ощутила после увиденной сцены с этим обиженным мальчишкой…
Вспомнилась ещё ситуация – на прежней квартире через стенку жили соседи, очень хорошие люди; старшая дочь, девочка лет 15-ти, часто оставалась дома с братиком лет 5-7. Слышно было через стенку, как она по часу его долбит с заучиванием стихов, с обедом, с наведением порядка. Это был монотонный непрерывный раздражённый крик (девочка мечтала быть учительницей, и ей виделось именно такое воплощение мечты).
Сам голос, фразы – направлены были на презрительно-уничижительную атаку, и это всё на детскую неокрепшую психику, и это всё – почти каждый день. А мальчик, когда оставался один – он просто выл, причитая – «…и что же я такой несчастный, и когда я уже уйду отсюдова, и почему меня так все ненавидят…» и тому подобные завывания. Реально, он монотонно просто громко плакал-ныл со словами-приговорками.
Когда я осторожно и деликатно попыталась это рассказать маме, очень интеллигентной женщине творческого направления, она, махнув рукой и мило улыбнувшись, ответила: «Ну да, он у нас натура нежная, любит пожалеть себя и пофантазировать!»
Ну, я и отстала.
Вопли сестры продолжались, вопли мальчика стали реже…
С другой стороны соседи в том же доме – вроде тоже нормальная семья.
Сын, мальчик лет 14-15, очень красивый, тихий, спокойный и даже стеснительный пухленький паренёк с лёгким постоянным румянцем на щеках, очень воспитанный и вежливый.
Так вот, я , находясь в декретном отпуске, большую часть дня находилась на кухне, граничащей с их кухней, и почти постоянно слышала его почти плач-мольбу: «Папа, ну не надо, пожалуйста, я тебя очень прошу; папочка, прекрати, пожалуйста!..»
Мне и тогда, и сейчас не приходит в голову, что там могло происходить, пока жена на работе, а сестричка в садике; и как я могла такое сказать его жене, милой и прекрасной женщине!..
Парень сейчас живёт отдельно семьёй, слава Богу, вроде всё у него хорошо…
Сейчас, насмотревшись разных детективов и расследований, могу догадываться, что там могло быть, и, возможно, надо было что-то предпринимать…
Но – я снова не могла переступить тот рубикон…
Знала этих людей, так, издалека. Муж – бывший военный, строгий, волевой, подтянутый мужчина голливудского вида; жена – тихая, безвольная, добрая и милая женщина, очень выразительной природной красоты – высокая, статная, с большими мягкими глазами; узнала я от соседки, что этот бывший военный склонил к сожительству дочь 16-ти лет, девочка отравилась, умерла в реанимации; мать с горя спилась; так они промыкались некоторое отуманенное глубоким алкоголизмом время, и поочерёдно ушли в мир иной…
…Насилие в семье. Чаще говорят о том, что муж избивает жену. Или морально издевается.
Всё-таки жена – взрослый человек, и там история другая, у неё есть запасные пути отступления. А вот об издевательствах над детьми, когда старшие устраивают моральное и физическое унижение, подавление, угнетение – это слом юной, формирующейся личности, не озвучивается ничего…
Должна быть культура общения, отношений - в семье, в обществе, в государстве.
Может быть, я преувеличиваю, может, мне это только кажется, и - всё вполне чинно и нормально?..
Но я представила себя на месте этого просто очень несчастного в тот момент мальчика (избит и унижен сестрой, проигнорирован матерью, это всё увидели прохожие – стыд, обида, боль, слёзы…) – и никто, даже словом (и я, увы, в том числе) – не подумал даже заступиться за него.
О, времена, о, нравы…
Хотя, о чём это я?..
Ведь уже говорилось, что – оскудеет в людях Любовь…
Надо постараться, чтобы хотя бы в себе и в своих родных сохранять это высокое и прекрасное чувство, и не опускаться до уровня, до которого и животные не опускаются…