Вперёд и вверх и без оглядки
потоком речи устремляюсь,
терпя убытки при упадке,
в порядке полном быть стараясь.
Настраиваюсь постепенно
и проверяюсь на звучанье
тоской по истине момента
до гробовой доски молчанья.
Несостоятельности те же
при невозможностях всё круче
в пути фатально-неизвестном,
где исключён счастливый случай.
Незаменимо-незаметно
при безнадёжности в активе
душа явлением бессмертным
всегда была альтернативой.
И можно без стыда и страха
глядеться в зеркало пространства,
и самому идти на знаки,
которых смертным не дождаться.
И в каждом сдвиге с мёртвой точки
всё от конца и до начала,
каким бы ни казалось прочным,
меняется, пиши пропало.
Из бесконечного провала
величьем духа обречённых
не на богатство или славу,
но славную обогащённость,
стремишься к свету пониманья
при неподдельном изумлении
всегда присутствующей тайной
в проявленном души движении.
Снег потихоньку переходит
в разряд простой весенней тени,
гуляет ветер по дорогам
подсохшим…. Ветви на деревьях
приобретают эластичность,
а розги молодых побегов –
аполитичную пластичность
страстей конца-начала века.
Но и соблазн неудержимый
теряет мощь в объятьях ватных:
и в нежности своей страшимся
ограничений неприятных.
Но ничего, пройдёт и это,
как всё, чего уже не будет:
внезапно разразится лето,
как в полдень переходит утро.