Не перестаю изумляться сознанию людей, называющих себя христианами. Огромное количество наших речей и монологов рождены обличительным пафосом и направлены не к себе, а вовне – ко всем, кто живёт, как мы полагаем, неправедно. Причём среди закоренелых обличителей есть люди, наизусть шпарящие Евангельские тексты чуть ли не с любого стиха любой главы. Теорию-то знаем, а вот «древа жизни» собственной не видим. Какие же мы после этого христиане, если даже атеист Вольтер не убедил нас в том, что каждый должен возделывать свой сад?! Свой собственный, а не соседский.
Евангельские тексты – для раздумий и мыслей, в то время как обличения – это не мысли, это всего лишь наблюдения, замкнутые сами на себе (да и наблюдения – бытовые, без отвлечённостей). Они не ведут к самоанализу и внутреннему движению, не тонизируют личностного роста.
Владимир Бибихин в книге «Узнай себя» рассказывает про Фаллеса и его служанку. Фаллес смотрит на звёзды и падает в открытый подвал, а служанка смеётся над ним… Кто не смотрит на звёзды, не провалится в открытый подвал. Так что амплитуда движения зависит от глубины мысли. Кант всю жизнь прожил в одном городе, но путешествовал по глубинам вечности, и полёт его мысли необъятен. Пришвин всю жизнь писал про природу, а дневники его, которые он постоянно вёл, оказались философскими.
Никого и ничему не учу, пытаюсь понять, для чего это любому из нас, чей мир по-своему необъятен. Жизни не хватит, чтоб сориентироваться в нём, прочитать все книги, увидеть все закаты, услышать музыку вселенной и одарить любовью тех, кто в этом нуждается.
Долгие годы я дружила с несколькими прекрасными людьми. Про Юрского я рассказала в своей книге, но он человек выдающийся, исключительный. Однако есть и обычное благородство простых людей. Была у меня (к сожалению, была: в лучший из миров она ушла преждевременно) задушевная подруга, бесконечно добрая, умная, верующая и воцерковлённая. Жила в Барнауле. В городе Веру Ворсину знали все. И не только потому, что она была блестящим журналистом, она была ещё и православным подвижником, в полном смысле этого слова. Я не знала человека более терпимого, доброго, весёлого и мягкого, не говоря уж о её тонкости и образованности. С юности мы были очень близкими подругами, потом она стала матерью крёстной для моего старшего сына... По вечной своей невоздержанности, я могла делать ей такие признания, от которых и у неверующих уши свернулись бы в трубочки, но она только смеялась и говорила мне: «Язычница ты, Галка!».
И даже среди священнослужителей есть такие люди. Именно они – самые талантливые исповедники. Помню, как я однажды одному их тех, кто мне потом очень помог, отцу Роману, в слезах выпалила нечто несообразное о своих сомнениях во время молитвы. Он не только не возмутился, но тут же объединил меня с собой: «Да, эти сомнения… они всегда с нами». И настоятель нашего прихода, например, не делает замечаний своим прихожанам, разве только в проповедях. Поэтому и в храме – неизменно благожелательная атмосфера.
Мы не вправе никого судить, мы не отвечаем за чужие сновидения, зато мы можем посочувствовать (если можем), а соломинка в глазу ближнего – это только отражение нашего собственного бревна, которого мы не видим.
Итальянский художник эпохи барокко Доменико Фетти,
Притча о бревне, музей Метрополитен