Проект Александра Фильцера «Хаим Евреинов. Современная еврейская поэзия и художники».
«Снится мне: в родную землю
Мы войдем в огнях заката
Запыленною одеждой,
Замедленною стопой.
И войдя в святые стены,
Подойдя к Ерусалиму,
Мы безмолвно на коленях
Этот день благословим»
*
Поэт Шмуэль бен Яаков Маршак родился в 1887 году.
Его братьев и сестер звали: Моше, 1885; Шушана, 1889; Юдит, 1893; Элияу, 1896; Леа, 1901.
У поэта было два сына: Имануэль и Яаков. И дочь Натаниэль. Его внуков от Имануэля звали Алексей, Яаков (назван в честь прадеда) и Александр. Алексей бен Имануэль живет сейчас в Эрец Исраэлъ.
Его деда по материнской линии звали Бер или Борух бен Авраам Гительсон. Поскольку у евреев часто встречались двойные имена, то возможно, что деда звали Борух-Берл. Он был казенным раввином города Витебска.
Сегодняшние Маршаки – потомки одного из двух известных Маршаков.
*
Фамилия первого Маршака – аббревиатура от Морену Рабену Шмуэль Кайдоновер – Наш учитель и рав Шмуэль Кайдановер, 1624, Кайданов, Польша – 1676, Хмельник, Украина. Рав Аарон Шмуэль Кайдановер, автор книг: «Тиферет Шмуэль», «Ответы «Тиферет Шмуэль», «Биркат Азевах», «Биркат Шмуэль».
*
Второй Маршак – это Морену Рабену Шломо Клугер – Наш учитель и рав Шломо бен Йегуда-Арон Клугер, 1785, Комаров, Украина -1869, Броды, Галиция. Клугер на идиш значит Мудрый.
Кто из Маршаков является потомком р. Кайдоновера, а кто р. Клугера могут знать, наверно, сами носители этой фамилии.
*
Наиболее известные потомки Маршаков:
Маршак Самуил Яковлевич, 1887-1964, поэт и переводчик. Назван Шмуэлем (Самуилом) в честь своего знаменитого предка, рабену Шмуэля Кайдоновера.
Маршак Илья Яковлевич, писатель, известен под псевдонимом М. Ильин. Брат С. Я. Маршака.
Маршак Михаил Филиппович, драматург, известен под псевдонимом Михаил Шатров.
*
«А сами вы читаете Талмуд?
Не представляю жизнь без этой книги.
Есть в ней такие слова:
«Человек приходит в мир со сжатыми ладонями,
и как бы говорит: весь мир мой,
а уходит из него с открытыми ладонями,
и как бы говорит: смотрите, я ничего не беру с собой».
*
«По горной царственной дороге
Вхожу в родной Ерусалим
И на святом его пороге
Стою смущен и недвижим.
Меня встречает гул знакомый,
На площадях обычный торг
Ведет толпа. Она здесь дома,
И чужд ей путника восторг.
Шумят открытые харчевни,
Звучат напевы чуждых стран,
Идет, качаясь, в город древний
За караваном караван.
Но пусть виденья жизни бренной
Закрыли прошлое, как дым, —
Тысячелетья неизменны
Твои холмы, Иерусалим!
И будут склоны и долины
Хранить здесь память старины,
Когда последние руины
Падут, веками сметены.
Во все века, в любой одежде
Родной, святой Ерусалим
Пребудет тот же, что и прежде, –
Как твердь небесная над ним!»
Шмуэль бен Яаков (Самуил Яковлевич) Маршак, 1918
*
В Ерушалаиме сейчас живет 96-летняя женщина по имени Бейля, родившаяся в Невеле. Ее девичья фамилия Магаршак, образованна от Морену hа-Рав Шмуэль Кайдоновер.
*
Шмуэль бен Яаков Маршак "Палестина".
1
Когда в глазах темно от горя,
я вспоминаю край отцов,
простор бушующего моря
и лодкии полные гребцов.
Несутся к городу - к обрыву,
легко ныряя, челноки.
Там гул нестройный и ленивый,
торговец, крики и звонки.
В кофейне низкой и убогой
идет игра, дымит кальян...
А рядом с пыльною дорогой
проходиит тихий караван.
И величавый, смуглолицый,
степных просторов воольный сын,
идет за стройной вереницей
своих верблюдов бедуин.
То у ворот Ерусалиима
дает верблюдам он покой,
расположась невозмутимо
среди тревоги городской.
То в мирной рощице олив
верблюды спят, склониы колени,
пока не будит их приизыв.
Давно в печальное изгнанье
ушли Иакова сыны, -
но древниих дней очарованье
хранят кочевники страны.
Они - как прошлого виденье
средь пришлых чуждых горожан.
И ты не можешь без волненья
смотреть на стройный караван.
2
Как странно, что потом бурливый -
века, событья, племена -
не смыл здесь прошлого. И живы
в стране родимой имена
священных мест. Я был в деревне
феллахов бедных - Анатот.
Там роос и жил великий, древний
пророк, оплакавший народ.
И глядя на немые камни
жилищ, раскинутых окрест,
я долго думал, как близка мне
печаль суровых этих мест.
Не плиты предков гробовые
меня пленяли стариной:
восстав из праха, Иеремия
стоял в деревне предо мной.
И "Плач", что в день девятый аба
отец мой медленно читал,
у скромной хижины араба
из уст пророка прозвучал.
3
Иду за первым караваном.
Поют бегущие звонки,
и золотистым океаном
чуть слышно зыблются пески.
Полдневный путь в истоме зноя,
я вспоминаю как во сне.
Не помню сладкий час покоя
и шелест личтьев в тишине.
Бежит из камня ключ прохладный,
журчит невинно, как в раю.
И пьет, склонившись, путник жадно
его прозрачную струю.
И открывается нежданно
за пыльной зеленью оград
лимонов сад благоуханный,
растущий пышно виноград.
Волшебный край! Тоска, лишенья -
я все готов перенести
за светлый час успокоенья,
за отдых сладостный в пути.
Придешь ли ты путем мучений,
народ-кочевник суждых стран,
к истоку вод, к блаженной сени,
как этот стройный караван?
4
Но те, что в край обетованный
вернулись в наши времена,
нашли не отдых долгожданный, -
борьба была им суждены.
Сосед воинственно-лукавый
тревожил мирный их приют,
и прерывал раздор кровавый
их терпеливый, честный труд.
И незаметно лихорадка
губила молодую мощь,
пока в пустынях шла посадка
целебный, благодатных рощ.
С тех пор возник среди пустыни
один оазис за другим,
а дух борцов ещё поныне,
как в первый день, несокрушим.
Там сторож - пеший или всадник -
спешит отважно в час ночной
стеречь родимый виноградник,
объятый жуткой тишиной.
Как листья в месяц листопада,
поняют звезды небеса.
На темной систи винограда
блестит холодноя роса.
А за оградой, где без края
лежат остывшие пески,
ночных шакалов плачет стая
в порыве страха и тоски.
5
Мы жили лагерем - в палатке,
кольцом холмов окружены.
Кусты сухие в беспорядке
курили, зноем сожжены.
В прибытья час мой спутник старый
мне указал на ближний склон
с деревней бедной: "Это Цар'а.
Здесь жил в младенчестве Самсон".
Теперь здесь нужен труд Самсонов:
с утра до поздней темноты
здесь гонят змей и скорпионов,
сдвигают камни, жгут кусты,
колодезь роют терпеливо,
чтоб оживить заглохший дол,
и в тишине ревет тоскливо,
весь день работая, осел.
Но веет вечера прохлада,
горят венки закатных роз.
Легко бежит по склонам стадо
прохладой оживленный коз.
Луна встает в нежданном блеске,
созвездья четкие зажгли.
Шатра отвернув занавески,
мы, отдыхая, смотрим ввысь.
Как тихий ключ, стуится пенье:
в порыве трепетном застыв,
араб, наш сторож, в отдаленье
поет молитвенный мотив.
Стоит ое белый, озаренный,
и в царстве сонной тишины
напев молитвы монотонной
растет, как ясный блеск луны.
Душа светла и благодарна,
а ночь таинственна, нема,
и мнится: ангел светозарный
летит с небес на край холма.
Там он стоял во время оно,
когда он землю посетил
и скромной матери Самсона
рожденье сына возвестил.
В последних строках Маршак ссылается на Китвей а-Кодеш (Священное Писание), но называет Шимшона так, как это было принято в русских переводах с греческого, Самсоном. «Ангел Вечно Сущего появился перед женщиной и сказал: «Вот ты бесплодна и никогда не рожала. И ты забеременешь и родишь сына. А теперь берегись: не пей ни молодого, ни настоянного вина и не ешь ничего нечистого. А ты выносишь и родишь сына. Бритва не должна касаться его головы, так как мальчик станет назиром Вечно Сущего от рождения, и он начнет освобождать Исраэль от плиштим (= палестинцев = филистимлян)». Книга Шофтим (Судей) 13:3-5