Я смотрю на своё родословное древо,
Что составить сумел мой двоюродный брат.
Не прослежен наш род от Адама и Евы:
Авром-Иче, старик, умер сто лет назад.
Он был прадед, а дед Яков-Шлойме иль проще -
Соломон, как записано в паспорт отца,
Умер в двадцать шестом, умер рано, но в общем,
От болезней, от жизни дождался конца.
Ну а бабка моя, что звалась Гельфанд Гита,
До семидесяти не дожившая лет,
На второй год войны в гетто в Слуцке убита -
Есть на древе в квадратике горестный след.
Дядя Зелик, погибший в Старo'бинском гетто,
Дядя Меир, убитый в Любa'ни зимой,
Тётя Сарра замучена гадами летом,
Тётя Хьенна - Погост, лето, сорок второй.
Сыновей дяди Зелика мальчиков-братьев
(Звали их: Юдес, Шлойме, Шимон, Исроил)
Застрелили, четыре патрона истратив,
Самый старший, и тот двадцати не прожил.
Сарры деток фашистская съела машина,
Тёти Хьенны убита трёхлетняя дочь,
В Слуцке Меера жгли пятилетнего сына.
Страшный сорок второй! Год чернее, чем ночь.
В белорусских местечках сплошь гетто и гетто!
Лю'бань, Сло'ним, Старо'бин, и Слуцк и Погост...
Но находятся люди ( да люди ли это!),
Те, что смеют теперь отрицать холокост.