В каждом запылившемся углу забытого Господом дня
Скопились немые упреки, так и не озвученные вслух.
Я черпаю ложкой золу из нашего вчерашнего огня,
И сыплю ее в пустоту, в магический, призрачный круг.
Вязкий, загустевший туман в чёрном бокале ночей,
Он, как микстура для тех, кто позабыл земные сны.
Цветущей акации дурман. Он мой, и, конечно, ничей.
Ныряю в него с головой, совсем не опасаясь глубины.
В отцветших его лепестках засохла случайная любовь,
Которую не суждено, но так бы хотелось прожить.
И я воскрешаю тебя, и я обнимаю тебя вновь.
И пью, как хмельное вино, чтоб снова навек позабыть.
Холодный, бодрящий поток ворвавшегося ветра в окно,
Царапает вглубь сквозняком вчерашних неоплаканных потерь.
Я делаю новый глоток, нащупываю ступнями я дно.
Мне кажется, что это итог, но это лишь новая дверь.
И это лишь новая я на пепле сгоревшей вчера,
Что тихо разлетелась по углам забытого Господом дня.
На срезе всего бытия, как языке горящего костра,
Я буду смеяться и петь, чтоб жизнь полилась из меня.
В каждом запылившемся углу забытого Господом дня
Скопились немые упреки, так и не озвученные вслух.
Я черпаю ложкой золу из нашего вчерашнего огня,
И сыплю ее в пустоту, в магический, призрачный круг.