Жил в Задранске Лушкин Толя,
В фирме менеджер был, что ли,
И своею скромной долей
Всласть довольствовался он.
Не таскал мешки в вагоне,
Не толкал быков в загоне,
А сидел на телефоне, -
Скользкий офисный планктон.
В целом средне обеспечен,
Ел в обед котлету с гречей,
И имел худые плечи,
Был прыщав и близорук.
Не проворный, не упорный,
Часто лазил в сайт игорный,
И, разглядывая порно,
Лез рукой в карманы брюк.
Так бы жил себе, и ладно,
Но, общаясь непечатно,
Начал фразы строить складно,
Часто в рифму попадать.
То, у принтера тоскуя,
Имя "Сидор" зарифмует,
Или выдаст рифму к "Туя",
Или к "Опа", или к "Глядь".
А потом уже без мата
Стал выдумывать стишата
Розоватого формата,
И подбрасывать в журнал.
Про цветочки да букашки,
Про полоски на тельняшке,
И про уши Чебурашки
Он в потугах сочинял.
В соцсетях пошло, как надо:
Воздыхательниц плеяда
Из куриного отряда,
Тех, кому за пятьдесят, -
Восторгаются паетом,
Хоть бедны стихи сюжетом,
Но районным двум газетам
"Разместите!" - голосят.
С головой войдя в систему,
Толя стал писать паему,
Правда, слышал где-то тему
Про кота, про цепь, про дуб...
Честно скажем, вышло плохо,
Но из центра, без подвоха,
Номинацию на лоха
Шлёт ему известный клуб.
Клушки Толю дружно хвалят
За дипломы, за медали,
В писуны дорогу дали,
На симпозиумы шлют.
Толя стал пает системный,
Пусть тупой, но современный.
Как сказал банкир надменный,
"Нахрена нам умный люд?!"
Так, с приподнятым забралом,
Толя грезил пьедесталом.
А в фамилии писал он
Букву эЛ, как букву Пэ.
Против совести и правил,
Власть безмерно громко славил,
В связи с этим и возглавил
Отделенье РСП.
И на должности в Союзе
Стал солиден он и грузен:
От сиденья жир на пузе,
От натуги полысел,
Награждён медалью Фета,
Сима, Хама, Иафета,
И висят его портреты
Там, где раньше Фет висел.