Я готов умереть...
По большому-то счёту
не по мне эти жуткие слёзы да вой,
никого превратившие в как бы кого-то,
убеждённого в том, что он искренне свой
и подавшему меч, и вкусившего яда,
и легко приложившего к ропоту ствол...
Мне, по сути, и жизни то, в общем, не надо,
коли дух не в небесном итоги обрёл.
Провести по курку? - Да без страха, дружище.
И себя... и умаянных этих... и тех,
кто уже ничего в этой жизни не ищет,
распечатав кулёк иллюзорных утех,
обретённых на совести маленьком рынке.
Всё, что нужно в пути, я бесславно нашёл
в предлагаемых сетью пустынников линках
переходов туда, где мозгам хорошо
оттого, что не нужно пытаться по-новой
непременно доказывать собственный миг
в чьей-то вечности. Жизнь - это тихое слово,
а не рвущий пространство над временем крик.
И поэтому жаль, что живя лишь для вида,
это лживое в сути своей большинство
так боится простой прямоты суицида
как последнего шага к пределам Его.
Обрывая движением нити покоя,
утомлённый стяжает всё тот же покой,
но уже не вплетенный во что-то живое,
что так верно зовётся людскою тоской.
За скрипящими досками жизни порога -
тишина и забвение. Муки не там,
где вселенская мгла именуется богом,
не давая уже вдохновенья устам,
так привыкшим к прохладе отчаянья жизни
на умаянной третьей. За дальней чертой
не отведать уже ни пустой укоризны,
ни хвалы, абсолютно такой же пустой.
Лишь беззвучие тьмы и сознания бездна
обретутся в попутчиках тем, кто решил
на каком-то этапе бесследно исчезнуть,
свой земной, неприкаянный путь завершив.
Ведь за этим спасением время и прячет
для души утомлённой лекарство своё,
от которого жизнь даже тех, кто портачит,
как итог превращается вдруг в бытиё
и легко помещается в суетных текстах
на страницах дурацких экранных газет.
Только... мне не найдётся ни часа, ни места
в тех клочках лицемерия. Верный ответ
уж давно обозначил во мне обормота,
абсолютно лишённого вечных идей,
что готов умереть,
коль по верному счёту
всяк живущий пустотами - суть прохиндей...