Поэма о любви, о вере и о русской душе. (По одноимённому рассказу И.А. Бунина, начало 20 века -1913-1914 годы, Москва)
1.
Кончался серый зимний день
В людской столичной суете,
И ночи новая ступень
Вставала в павшей темноте...
Качался по ветру фонарь,
Даря бездумно свет и тень..
Спешил на колокол звонарь -
Кончался зимний день.
И весь бесчисленный народ
Бежал от рабства и забот,
Несясь потоком кто куда...
И ярко вспыхивала вновь
Другого толка суета -
Надежда, жажда на Любовь...
На нежность от неё в глазах,
На крыльев долгожданный взмах...
А полный донельзя трамвай
Отчаянно и визг, и лай
На мёрзлых рельсах издавал
И ловко под гору нырял...
И звёзды в белых проводах,
Зелёный вдруг роняя свет,
Шипели, таяли в снегах,
Теряя тот безумный след...
Однако, должен здесь сказать,
Что в мире шёл двадцатый век
И невозможно было знать,
Как страшен был его разбег...
Про лютый голод и войну,
Про боль и страх людей:
Делили все судьбу одну,
Смирялись, растворялись в ней...
Безумный век и бед начало...
На том ветру всех нас качало -
И брошена вся жизнь на кон,
И слышен колокольный звон...
.................
Тогда же к нам пришло кино!
Ах, можно ль было без него?!
Хотя совсем и не цветное, -
Бесценным стало всем оно-
Великое тогда немое.....
Мы были благодарны Богу -
За главную - ЖД - дорогу!...
О, как была она важна!
И всякому тогда нужна...
2.
И каждый вечер в этот час
По зову сердца шёл приказ:
Я мчал на сером рысаке
Скорее к ней, к её руке...
Других не ведая забот -
От Красных памятных ворот
До Храма на Москве-реке,
В тумане зимнем, вдалеке...
Она жила напротив там
И, глядя часто из окна,
Молилась на любимый Храм,
С печалью светлою одна...
Была загадочна, странна
И даже не понятна мне...
И не была мне, как жена,
Доступною вполне...
Но всё одно - я счастлив был
И каждый час боготворил,
Что с нею вместе проводил -
И чувства свято те хранил...
Богат, известен был отец...
Довольно знатен, как купец.
К тому же был весьма умён -
И дочь отправил, наконец,
В Москву,где явь была - не сон ...
Она читала много книг,
Пометки часто ставя в них...
Сонату Лунную, как надо,
Брала без лишнего надсада...
Всегда старательно играла
Той чудной музыки начало:
Оно не рвало, не кричало -
Сомнамбулически звучало...
В гостиной у неё стояли
В гранёных вазах иммортели
И по субботам их меняли,
Держа не более недели...
Там много места занимал -
Диван турецкий, пианино...
Паркет, как зеркало сиял -
Всё стильно было и едино...
Меня там только удивлял
Портрет писателя Толстого...
Зачем-то здесь его босого
Известный мастер написал...
.............
Я помню, как-то раз, в субботу,
С мороза к ней вбежал с цветами...
Прильнула вдруг, обняв руками
Ещё в дверях, тая заботу...
Лицом с улыбкой окунулась
В бобровый модный воротник...
(Мне не забыть тот славный миг)
И, вдруг, очнувшись, отвернулась...
Старалась в университете:
Всегда историю учила...
Зачем? - Просил её ответить...
«Зачем всё делается в свете?»,-
Смеясь, мне мудро говорила...
Я лучший вёз ей шоколад,
Подборки разных новых книг
О жизни многих стран других,
Познавших войн безумный ад…
И видел, что азарт возник,
Но тут же, ровно через миг -
Просила сесть удобно в кресле,
Притом, не сняв пальто и, если
Вдруг что-то до меня читала,
То так же дальше продолжала…
.......
На самом деле, были ль нужны
Ей книги те иль те же страны?..
Как, впрочем, дорогие ужины,
Цветы, концерты, рестораны?..
Меж тем, могла она одна,-
В том слабость ей была дана,
Чтоб вкусно, аппетитно съесть
Пирог, состряпанный, как надо...
Ухе отдать знатнейшей, честь
И фунту горького шоколада...
Сметанных рябчиков любила!...
Смеясь их ела и говорила:
«Как людям есть не надоело?»
И снова - так же вкусно ела,
По русски: с пониманием дела...
Любила в золоте черный агат,
Пушистый мех и восточные ткани:
Атлас расписной, как цветущий сад
И бархат, купленный в Туркестане...
3.
Я был простой и сердечный...
Любил пошутить, поболтать...
Она - задумчива бесконечно -
О чём? - Я не мог разгадать...
Мы были молоды и богаты,
Заметны и ярки собой..
Красив и я был когда-то
Той южной своей красотой...
Бурлила в ней, знаю точно,
Востока часть древней крови:
Ведь губы и ярки, и сочны...
Как мех соболиный - брови...
Глаза же, как уголь- черные...
Как будто совсем - бездонные….
.....................
В каком-то дорогом ресторане,
В дыму табачном едком хмелея,
Она хотела, чтоб пели цыгане
И, как будто с того смелея,
И талант, несомненно, имея,
С усмешкой их слушала томною...
И желание также вот слёзно петь,
И в души других открыто смотреть -
Чувствовалось в ней огромное...
................
Тогда мне было вполне довольно
Что я запросто езжу с той,
Что влечёт так к себе невольно
Своей сногсшибательной красотой...
Что в санках я глажу мягкую шубку...
Под ней дыхание теплое слышу...
А, коли ходит, то сладко так вижу
Её шуршащую нижнюю юбку...
Смотрю на губы розово-нежные,
Которые только что целовал,
И вижу счастье в том неизбежное,
Какого раньше и не знавал...
Бывало, встречала меня на диване,
В атласном иль шёлковом одеянии...
Садился возле, не зажигая огня...
Она... не отталкивала меня….
Искал её губы, она их давала...
Дышала порывисто и молчала...
Не отвечала ни "да", ни "нет" -
Но тут же резко и быстро вставала,
Просила зажечь большой люстры свет...
4.
А, как то собрались мы с ней в ресторан...
То был наш обычный при встречах план-
Сперва в Метрополь, а после и в Прагу,
Где нежную нам подносили навагу,
Икорку и «сёмушку», знатный балык...
И херес развязывал деве язык ...
Для многих известный, я знаю, проказник -
Какой же то был расчудесный праздник!...
«Люблю я всё русское очень, всё русское….»,
До самого тёмного, тёмного дна"-
(Изящно держа только рюмочку узкую), -
Взволнованно мне говорила она...
И свет тот чудесный в любимых глазах,
Рождался при этом в нежданных слезах...
А после, так медленно всё продолжала,
Как будто старинную песнь напевала:
«В той очень далёкой от нас старине
Был город с названием Муром...
Как важен, как нужен теперь он мне,
Заветным и тайным тем думам…
А в городе князь жил по имени Павел,
И славно, и мудро в народе он правил...
Как Были люблю я о той старине!
О подвигах тех и о тяжкой вине...
Как дорог ты мне, Свято-Славный Князь!
И древней кольчуги та прочная вязь!..
И память о том во мне, не во мгле,
Что жил и страдал ты на Русской земле...
Как Храмы люблю я, а в них иконы
И клироса слёзные дивные хоры,
И Пасху, и светлые в ней разговоры,
И с тех колоколен призывные звоны
О вечной борьбе и о вечной Победе
Добра, а не Зла на всём белом свете...»
А после, глазами блестя, говорила:
«А знаешь, ещё я недавно ходила
В Зачатьевский наш монастырь...
Представить не можешь, как радостно было!
Как дивно там пели стихирь!
А в Чудовом лучше того ещё было!...
Я прошлой весною (на самой Страстной),
Туда очень часто всегда приходила…
Душа будто знала, что он мне родной...
5.
Моё удивление сменилось тревогой,
Что ж это с ней нынче? Постой...
И нежной была необычно дорогой,
Как будто прощалась со мной?...
Уже подъезжая, она мне сказала:
"Жду завтра вас вечером, к десяти...
Ведь будет капустник в театре...Качалов
Просил непременно придти...
"Постойте, вчера вы меня уверяли :
"Пошлее капустников нет ничего?…»
-"Нет, надо..С такою надеждою звали -
Нельзя так обидеть его…"
.......................
Желанье той встречи с ней было огромно,
На лестнице десять часы били ровно.
Я дверь отворил - у неё всё сияло,
И громко соната в зале звучала.
Высокая лампа под абажуром
Её освещала в платье ажурном...
Томительно звуки сонаты лились...
Дверь хлопнула...Звуки - оборвались...
В театре всё было как будто обычно…
Актёры Париж представляли привычно…
Качалов с вином в хрустальном бокале,
Серьёзно канкан с Москвиным танцевали…
И глядя сквозь дым папиросы на лица,
Качалов кричал: «Где она - Царь - девица?»
Она улыбалась и чокалась с ним,
Как с близким знакомым или родным...
Тут вдруг Сулержицкий к ней подскочил
И ловко на польку её пригласил...
Она засветилась: в глазах будто пламя,
Сверкая сережками и рукавами,
И платьем роскошным, и кружевами,
Пошла в своём танце меж стихшими нами,
Ловя на ходу восхищённые взгляды,
Не зная, не требуя большей награды..
Свой взгляд оторвав от хрустального дна
Мне крикнул Качалов: « Эй ты, - Сатана!
Кто будешь, красавец? Всё с ней тебя вижу?
Уж больно прекрасен, ты змей...Ненавижу»!
6.
Дорогой молчала под светлой луною,
Склоняясь от лёгкой метели...
И вечные звёзды над нею и мною
На пару влюблённых глядели...
Ямщик осадил у подъезда коней…
Она вдруг мне тихо сказала:
«Его отпусти: мороз всё сильней...»
А после...вдвоём поднимаемся к ней -
Такого ещё не бывало...
Я снял с неё скользкую шубку от снега,
Она с волос сбросила мокрую шаль...
И вот - поцелуев желанная нега!..
Того, кто не ведал те чувства, мне жаль...
И смуглые руки тянулись к объятью,
И падало на пол прекрасное платье,
И то, что луна всё в окошко смотрела -
Нам с милою не было дела...
Наутро, склонившись, она мне сказала:
-"Я вечером нынче уеду домой...
Не провожай - довезут до вокзала",
И мокрой от слёз прислонилась щекой...
-"Теперь же прости... Я очень устала...
Я всё напишу, только ты не грусти
О нашей с тобой дальнейшей судьбе...
Как только приеду - я тут же тебе
Отправлю письмо - лишь неделя в пути.."
Я встал, осторожно оделся и нежно
Волос лишь коснулся немыми губами...
И мысленно сна пожелав безмятежно,
На улицу вышел и шёл всё дворами...
Шёл долго по свежему, липкому снегу:
Всё было спокойно, метель прекратилась...
С пекарен несло новой выпечкой, хлебом -
Я сердца не слышал… Как будто не билось...
Дошёл я до Иверской... В ней, как знамение,
Пылали костры от зажжённых свечей...
И там, на растоптанный снег на колени
Упал средь убогих и нищих людей...
Не помню, как долго я плакал сквозь ладан,
Не зная ещё, как жесток будет век...
И, вдруг, мне старушка с несчастнейшим взглядом,
Сказала: «Не плачь же ты так - это грех…»
.................................
Письмо получил я спустя две недели…
На улицах март и звенели капели…
«В Москву не вернусь: есть иная дорога...
Ты больше меня не ищи и не жди:
Я выбрала путь не для жизни - для Бога...
Сам видишь ведь: разные наши пути...
Сперва - послушание... Постриг - потом...
Волнуюсь, но рада всё думать о том...
Ответ не пиши - боль сильна от разлуки,
Не продлевай нам сердечные муки».
7.
Я выполнил просьбу и начал спиваться
По кабакам, опускаясь безбожно...
А после, помалу всё ж стал оправляться,
Но жил так безрадостно и безнадёжно...
Спустя года два, перед самой войной
Я помню, был солнечный вечер...
Такой же, как давний тот, памятный мой, -
Счастливейшей нашей с ней встречи...
Извозчика взял и поехал в Собор...
Красиво и нежно пел девичий хор...
Я долго стоял, не прося ни о ком,
Лишь глядя на золото старых икон...
И даже вздохнуть было боязно мне
В пустой русской церкви, в её тишине...
Потом по Ордынке всё ездил я шагом,
По улицам тёмным в сиреневом снеге
И плакал, и плакал, но в сладостной неге
И больше печаль не казалась мне адом…
И вот, у ворот Мариинской обители
Вдруг вижу - выносят хоругви, иконы...
За ними - монахини, Бога служители,
Хранящие истово божьи законы…
На них белый плат...Держат свечи в огне..
Я зорко глядел - то не чудилось мне:
Одна из них пламя зачем-то закрыла
Рукою у ясно горящей свечи,
И темный свой взгляд на меня устремила...
Что видеть могла она в зимней ночи?...
Ужели узнала, ужель разглядела?...
И только окликнуть меня не посмела..?
Я вышел тихонько за церкви ограду -
Вдруг сердце забилось и будто бы радо!..
И колокол пел, громким эхом даря:
Знать помнит! Знать любит с того ещё дня!...
И молится свято, крест Божий творя,
За русскую душу, а с ней за меня...