Глава из тома "Генриетта Французская – королева Англии"
(предыдущий эпизод "3. Вершители судеб людских и страны"
http://stihi.ru/2021/05/25/5610)
Крив путь Судьбы – не быть ему ровней.
Ползущий в гору Жизни муравей –
любой из нас и звучна клятва-клич, но,
поскольку Жизнь первична (Смерть вторична),
на пике нам не знать бы сраму в ней.
Каким геройским подвигам публично
с утра петь чаще-реже славу мне?
Чем хочется владеть без торга лично?
Дай пальцам то, что держится в уме
привычнее всего, суть, органично.
Оружием всерьёз, а не комично
владеть, удобно в руки взяв, умей!
Соскучиться по шпаге очень просто.
Оглядываясь, вникнем в суть вопроса
и собственных ладоней недовес
вернём на пистолет и на эфес.
Нетрудно угодить запросам босса
и свой не обозначить перевес,
легко увидеть мир чуть дальше носа,
но тёмен исторический процесс.
Встряхнуть мир давний, чтобы он воскрес,
хотелось бы посредством переноса…
При множестве пар стоптанных сапог
как узкий поиск Истины убог!
Пусть явь для нас – ни хаос, ни лубок,
но в мире искажений и невежеств
как тёмный лес Истории развесист!
Историю гнобим? Ждёт порча нас.
Когда про поиск истин не на час
в Истории-науке манифест есть,
не факт, что эра Правды началась.
Представьте, что, кокетливо невестясь
и с вас сводить не смея томных глаз,
История до истин поднялась.
Увы, она в плену у лживых вестниц.
В былое отыскать бы верный лаз!
В мир Прошлого спуститься – нет ни лестниц,
ни тросов: дно промерено на глаз.
История и Правда из-за сплетниц
себя не видят в зеркале. Мир – сказ.
Меняется лик «правды» много раз
и выглядит подчас, как дикобраз.
Кидай вверх дозволенье и запрет ниц,
меняя знак суждений по сто раз.
Забыть о воле напрочь – способ пленниц
своей неволе дать иной окрас.
Поскольку мир в интригах весь погряз,
поскольку Ложь и Правда напоказ
в Истории давно – пример соперниц,
поскольку мифы любят соль и перец,
готова историческая Ересь
свои взять на убожества права.
Подлог, Ложь, Ересь – злые повара,
что дружно против Истины все спелись.
Порука круговая! Что за прелесть!
Гася пожар невежества, пора
доверится воде, песку, баграм,
иль Божьему присутствию как Стражу?
Спит Прошлое. Его утроба – храм
наследства, обречённого на кражу.
В Истории фарс дёшев, ибо хлам
средь версий не оценят как поклажу.
История мир делит пополам.
Швы знаний где укрою, где проглажу.
Молясь не стенам, потолку, полам,
я в Прошлое вожу себя – «пролазу».
Порой о Прошлом судят по коллажу…
Какой ни есть в Истории бедлам,
свой образ мыслей не подвержен сглазу…
Окажем честь мы по земным делам
всем не святым Андреям и Петрам.
Отдавшись промежуточному классу,
покорны драмы мрачному окрасу?
Свой стиль – определённый репер драм,
в которых выдал я не по приказу
карт-бланш средневековым операм.
Спиной не повернулся ни вчера,
ни ныне (став приверженцем пера)
к семнадцатому веку я ни разу…
Грозя кому пинком, кому и казнью,
разгул сепаратизма напирал.
При взорах на столицы с неприязнью
разброд провинций – длинная спираль
извечной разобщённости. Мораль:
все те, кто удержал на шлейке расу
тогдашних европейцев – мастера!
Века разброда – без ума спираль.
Взяв меч, я нахлобучил шлем, кирасу,
с Историей сдружился на ура
(есть вещи поострей, чем шампура).
Уместно рядом с ней по мастер-классу
сюжетный суп варить из топора.
Напрашивалась фабула: пора
роман вести к началу и огласу.
Была для строк Душа жива-бодра,
сводя сюжет к пятнистому окрасу.
К соблазнам королевского двора
причудливо прокладывая трассу,
намял я пёхом всякого добра:
по улицам – дерьма, по лесу – трав.
Не всё-то мне лишь ёрзать по матрасу!..
…Парижской тьмы обзор, как и с утра,
ведёт, ловя сигнал от глаза, разум.
Узнав нюансы улиц и дубрав,
по-авторски, пусть даже я не прав,
поставлю во главе рассказа фразу:
«Посредством династических приправ
давить самокритичность, как заразу,
в своей душе себе позволит граф».
Д’Эгмон не оправдал себя ни разу –
за искренность ответит полиграф.
* * *
«Давить бы жажду крови, как заразу! –
граф, совести дав шанс, до боли прав. –
Грозить войной мне, что скотине – грязью!
На прошлое быть в гневе – жить без глазу!
Хотя в бою врагов, как в поле трав,
когда это доволен был я сразу?!
Имею по своей ли воле драйв?
Заслуги? То ли прячь их, то ли драй!
В интригах уподобится явь сказу.
Порой Зло возвышай, Добро – стирай.
За истиной спеша, упрёшься в казус,
когда ты – доктор Ой и мастер Ай.
В дни праздников знай меру, в пост – играй
на слабостях людей, лей масло в кашу.
Доверься Богу, путь свой постигай,
покорно выпей Божьей кары чашу.
Отдайся сонный мигу, ярый – часу.
Что вражьи голоса, что птичий грай.
Куда грозней колю я и рысачу! –
д’Эгмон не получал от Смерти сдачу
и с риском заступал в борьбе за край,
не сетуя на жизнь и на удачу. –
Моя судьба – чертог, а не сарай.
Всё, что могу я, слава Богу, трачу
на то, за что не стыдно мчаться в рай».
* * *
Кради любовь, пока есть шанс у кражи.
Твой спич любовный вряд ли приукрашен.
От жаркого признания охрип?
Восторгом ты едва ли даме страшен.
Ты крепок и дашь фору ряду глыб.
Есть силы, что сломать тебя могли б?
Ты молод? Чтобы стать годами старше,
пред кем сам скинешь, будь ты даже гриб,
вмиг шляпу, позабыв об эпатаже?
Кто твой владыка, деспот, шеф, сахиб?
Кто суть твою смущает силой вражьей
и воле враг, приписывая блажь ей?
Кто взял на перелом Судьбу, на сгиб?..
…Тьма путь заволокла уже близ башни.
Не видно вширь сторон, не видно зги.
И вдруг… дорожки высветились, пашни
и ровная длина, как у доски.
Тебе нелепо чахнуть от тоски.
Загадочны, но с виду неопасны,
открытые пути полого праздны.
Судьба рисует светлые мазки?
Знай Бездну, чьи края манить горазды!
С горы Жизнь придержи и тормоз жги.
Готовься не влететь за край на раз ты.
Как, выгнав чёрной пустотой мозги
и чувственные вытеснив контрасты,
жить вне страстей, где вместо дома – скит?
В изгнание отправить сложно страсти.
Назойливость упорна, как москит,
а нос свой с Любопытством не скрестит,
однако Любопытство всё ж носастей…
…Мечтать ли о стабильности в кредит?
Судьба уровнемер не накренит,
и горести не выльются на сласти.
Привычней штиль, но пусть финал гремит,
где свяжем дел мы самых стильных части.
Без визы и оглядки на лимит,
без ряда упоительных причастий
сквозь вечность ожиданий к нам летит
в корсаже опьянённости миг счастья.
Привычное – наш тусклый сателлит.
Краса же – погостить идёт нечасто...
…Всю россыпь фактов Хронос застеклит
для Истины едва ли без обид,
поскольку ложь – грунтующая паста…
. . .
У нас, что ни болтун – профессор, то бишь,
к Истории внимание растёт.
Для многих (если разум – не зародыш)
в былое экскурс мил, но до красот
не всякий достучится: шаг – и вот аж
бросает кой-кого в холодный пот.
Привыкли поколения господ
порою бить Историю наотмашь.
Однако, осознав, что он – не скот,
без лести, но Былое чтит народ наш.
В далёком побывать, но не везде,
условно поспособствует читальня.
Что в каменном чертоге, что в избе
герои исторически-детально
к своим векам привязаны фатально.
Там их законы, вкусы и амбре,
а мы там – как пролески в октябре,
своим несоответствием циничны.
Реальность есть сама лишь по себе.
В мозгах – пути Истории различны.
За версии дерёмся неэтично…
Спираль повторов мажет дёгтем мёд.
Краса, сойдя в хрустальный гроб, уснёт –
герой её разбудит, как известно.
Нагружена Земля, но лишь отвесно
Наложит кто-то свой на глобус гнёт.
Призвание – суть формы бессловесной.
Земным путём с наградой полновесной
до цели добирается пусть тот,
кто судит о себе шкалой небесной.
Маршруты измеряются не бездной,
а точностью расчёта вне пустот.
Кто в будущее поступью небрежной
потащится, тот ляжет под господ.
Пей в праздник ералаша, но допрежь мой
встреть тост за царство лени и… за спорт.
Страдая от избыточных забот,
взгляни на мир застольный – он безбрежный:
кто радость, кто печаль вином запьёт,
а кто в запое сам себя запрёт.
Легко в запой уходит неизбежный
на тосты плодовитый фразоплёт.
Гвардеец тоже. Если зарубежный.
У пьяного вид грозный и потешный.
Но пьяного гвардейца кто собьёт!
Во всём свобода воли безмятежной,
свобода слова. И среди свобод
краснел от сленга даже небосвод!
* * *
Гвардейцы кардинала – сброд известный!
Как груб для нежных ушек неуместный
шумящий по харчевням полувзвод –
гвардейцев-собутыльников клуб тесный!
– Ты в службе караульной? Где развод?!
Тебе со здравым смыслом не везёт.
Какой оценим меркой эпизод
хмельного воздержания, любезный?!
Помог ли где-то вялой рыбе чёрт?
Во всём гвардеец – зверь, коль припечёт!
Дух святости забудь, как бесполезный.
Аскеты средь вояк наперечёт.
Я крепко пьян, однако не болезный.
А ты, видать, позоришь отчий род.
На вид скорей блестящий, чем облезлый,
ты в пьянстве и в любви не самый резвый.
– Любовь? Вино? Всему есть свой черёд…
– В тебя то недолёт, то перелёт –
Амур пускает стрелы… даже трезвый.
– Кто счёл меня святошей, переврёт
всю суть мою и выступит невежей.
Меня не соблазнит никто аскезой,
но скуп со мной Амур или Эрот.
Ждёшь, чтобы Бахус тут во мне воскрес за
тебя, не укротившего мой рот?!
– Блевать от твоего мне глупо стресса!
Тебе накличу ведьм-старух, повеса!
Мой ДЕНЬ сегодня! Я не из сирот.
Наследство Бог послал мне от щедрот...
А ты, сын дуэлянта-ухореза,
пьёшь мало, чтобы стать святой Терезой?!
– Хотя мне дамы смотрят прямо в рот
в течение беседы интересной,
для них я слишком робкий, право, мот.
Пора сойтись мне с бабой самой грешной.
– С тобой, Анри, в постели Смерть всхрапнёт!
Зачем по жизни лить задаром пот?
Тоска зайдёт в тебя в любую брешь, но
стань острым сам, когда живётся пресно,
составь из впечатлений свой компот, –
гвардейцы у трактира без забот
мололи вздор, но, что ни слово – песня! –
По горло счастье кто в тебя забьёт?!
Ну, что ты бьёшься рыбою об лёд!
Не веришь в толерантность, так напейся!
– Что выпито, никто уж не сопрёт!
Я выпил пинты две – хмель не берёт.
Особую открыл у женщин спесь я.
О будущем всё зная наперёд,
моя Кло заявила, коль не врёт:
«Нигде нам с гугенотами не спеться –
на морды их не хватит сковород»!
Она сказала так по воле сердца.
– Постойте, господа! Видали перца?!
Узнав еретика у тех ворот,
готов я от восторга разреветься!
– Скучал я до недавних пор, а вот
нас случай не лишает преференций! –
невольно закрутивши хоровод,
гуляки совершили поворот,
у стен изобразив, чтоб упереться,
почти что танцевальные коленца.
Сплошь перегар и сероводород…
– Да-да! Там еретик идёт! Урод!
Напыщенный и с мордой экселенца!
Да чтобы мне вина не лить бы в рот,
коль я ошибся! Радостное дельце!
Нам всем подарок! Иль мы не гвардейцы?!
И это вам не жалкий обормот.
Он – граф. Без всяких там аудиенций
устроим рандеву наоборот!
Отсутствие грехов, как на младенце
заслужим, сделав гаду укорот!
– Он – не католик?! Все за ним! Вперёд!
– В том господине, не в единоверце,
мы видим дар от божьих ли щедрот?
– Не спрячется от нас, покуда крот
его не заманил под землю дверцей.
– Подземных гугенотов недород?!
Поди, у парня в мыслях образ сердца
девичьего. Мурлычет, будто кот.
К несчастью для себя, успел раздеться,
избавился от лат, идя в поход.
– Косит под Христиана Розенкрейца.
– Скорее под безумного внедренца.
Ему тут до невзгод – недолгий ход.
Гладите-ка! Ну, прямо Донкихот!
– Он просто помесь клячи и вандейца!
От каждого нетрезвого гвардейца
вливался в хор набор высоких нот.
– Куда ему от нас тут резво деться!
– Ни ярких эпиграмм, ни тонких од
от нас, фазан, услышать не надейся!
Что ждёт он?! Никаких хапуге льгот!
Я знаю, господа, граф – гугенот!
– Что срежем парню, кроме заусенца?
– Его признал я: он в испуге год
скрывал лицо и шпагу – скороход!
– В его груди булыжник, вроде сердца?!
Ему бы с нами где-то отсидеться!
Быть может, он такой, как мы проглот?
Его в одну из наших резиденций
сведём и напоим за целый год!
– О, нет! Граф – дуэлянт, а индульгенций
никто не закупил из нас и льгот
на травлю графа нам не дал приход.
– Познай победу – будет и приплод!
Травить еретика – благое дельце!..
– Момент желанной травли не придёт!
Утрите-ка слюну и сопли! Ждёт
его преосвященство! – во гвардейце,
зашедшем со спины к толпе гуляк
был ими признан трезвый Каюзак,
опасно злой, как ночью волкудлак. –
Кураж ваш обломался, понимаю.
Кого я тут собой обременяю,
тот пусть смирится, если не дурак!
Из каждого я сделаю дуршлаг,
кто будет отдаваться криминалу!
Короче, всех в тугих держу узлах!
Куда на всех помчимся парусах,
скажу, не прибегая к арсеналу.
Наш недруг не причислен к маргиналу.
Волчина граф д’Эгмон или гусак,
но он зачем-то нужен кардиналу.
Для сбора не чернильных ли писак?
Чтоб дюку нужен вдруг для хартий стал он?!
– Суров наш шеф – к нему, как к пьедесталу,
мы графа и возложим так иль сяк.
– Со страху обмочившись иль дристая,
Да, должен оказаться граф в гостях.
Доставьте, мол, во что бы то не стало!
Так шеф и намекал, что не пустяк.
Для нас и вся затея непустая.
– Ну, мы и спьяну – гвардия, не стая, –
сказал Анри с улыбкой на устах. –
Где нет кустов, не спрятаться в кустах.
– Увидеть предстоит ли кровь ареста?
Граф слеплен из сомнительного теста.
Скорей всего он – просто инсургент,
чьи подвиги – из области легенд.
Дразнить фазана – нету слаще действа!
Ужели граф его преосвященству
так надобен условно как агент?! –
осклабился нетрезвый оппонент,
и едкое словцо скабрёзно к жесту
добавилось, плодя смешки в момент.
– Насест для гостя? Как эксперимент
доставим графа к оному насесту.
Помнём чуть… не совсем гламурно… вместе
руками – вот и весь наш сакрамент.
Скрестить в пути с ним шпаги – много чести!
Как знать, что будет больше: визга, шерсти?
Нам дан на шельмование патент.
Неважно, чем ответит оппонент –
по личности пройдёмся мы без лести…
(продолжение в http://stihi.ru/2021/06/01/2991)