Рукописи не горят

Сергей Гершаник
Золото молчанья

Закат и тишина.
Последний отблеск света
Достиг глазного дна,
Предела, турникета.

За ним прохода нет
И отраженье в темень,
Так истончает свет
И повод для сомнений,

Что жизнь всего одна
Без смысла и без толка.
Закат и тишина,
Разлившаяся звонко.

Душе б заиндеветь
И таять в день погожий.
И на закат смотреть,
И тишину тревожить.

Всё принимать, как есть,
И будет в час прощальный.
И лихолетья жесть,
И золото молчанья.


Взмах крыла

Взмах крыла, уходит из под ног
Мир земной. Луна упала набок.
Ближе небо, но все дальше Бог…

И нечеловеческая слабость
Крыльев, не умеющих держать
Мое тело в бреющем полете.
 
На земле закончится вираж
И распад сознания и плоти
Подведет итог. Извечный спор

О бессмертье. Боже, да простится
Мне надежда – стынущий костер.
Крыльев нет. Есть ангелы и птицы.


В городском неудачном романе

Вдохновение – роскошь и бред,
Снизойди на меня на мгновенье,
Дай увидеть предутренний свет –
Ломкий снег твоего пробужденья.

И когда за окном тишина
Разорвется хрипеньем моторов,
Всё ещё одуревший от сна,
Город прячет свой бешеный норов.

Дальше день раскручу как волчок
По проспектам, кривым переулкам.
Загуляет по струнам смычок
Волю, дав, разыгравшимся звукам.

И от верхнего к нижнему «До»
По кольцу площадей и бульваров
Звук уйдёт на московское дно
Под аккорды попсовой гитары.


А на фунт с анашой табака
Двух рублей не хватает в кармане…
Как струна оборвется строка
В городском неудачном романе.



Тенью стрижа

.....................Инне Молчановой


Болью, разлуками – долгими, близкими
Воздух заполнен и день ото дня   
Зайками, кисками, длинными списками
Мучает он и кромсает меня.

Перекрещением смысла с бессмыслицей,
Перестановкой словечек в игре
Мыло не маслится, масло не мылится
Дождь из ведра и двора на драве!

Кажется, хватит, пора бы за дело,
К зеркалу губы сухие прижать.
Зло пробежало, добро пролетело
Пёрышком, промельком тени стрижа.


Группа крови

Контрастная тень и зазубрины с края,
Где свет с черным фоном успел разминуться,
Где колко ладоням и кровь вытекает,
И красными каплями падает в блюдце.

Мой номер известен и группа готова,
Но тень не успела накрыть с головою.
И даже, надежда, что первое – Слово,
Не спрячет от Бога меня простынёю.

Не спрячет от тени - от памяти спрячет.
На счёт раз-два-три не найдёт, не надейся.
Так малые числа чего-нибудь значат,
А числа большие всё меньше и меньше.

Дурные итоги, смешные пределы.
Стремленье к нулю, неужели бравада?
Ещё одна ночь нацарапает мелом
На чёрной доске элементы распада.


Предметы ночью

Ночью фонарный свет
Оранжевый или синий.
Он заглядывает в комнату
И каждый предмет
Высвечивается.
На мерцающей картине
Синий – Шагал,
Оранжевый – Сарьян,
Только ночной…
Кажется у Ремарка –
Ночной Сезанн
Или Дега ночной…

Каждый предмет
Обретает свою суть;
Зеркало перестает
быть плоским.
Опасно глядеть
Ему внутрь,
Хотя заглянуть просто.
С пространством шутки плохи –
Оно затягивает навсегда.
Синие и оранжевые огоньки,
Так отражается звезда
И пускается в ночной полет
Над моим городом.

Свет фонарный ползет
К вазе, в пепельнице огоньки,
Синий – Шагал,
Оранжевый – Сарьян.
Кажется у Ремарка
Ночной Сезанн
Или Дега ночной.
Ночью тревожатся старики
И обретают покой.

Синий и оранжевый…

Серый рассвет в плоском зеркале,
В пепельнице окурки сигарет.
Слышно, трамваи поехали.
 

Поэты умирают невпопад

Поэты умирают невпопад.
Их путь земной печалями отмечен,
Но все равно Поэт, как символ вечен,
Как знак любви, как Соловьиный сад.
 
Так время движется назад
Под монолог уснувшей речки.
И жизни медленный распад
И сумрак смерти бесконечный
 
Переплелись в единый строй…
Когда всю жизнь, пройдя до половины
И оказавшись наконец с собой,
 
Как хороши катрены и терцины
И отблеск утра золотой,
И отпечаток тени длинной.