Сидит переписчик двадцатого века, (Р.В.П.)
Печатными буквами пишет в тетрадь.
Из Нового, вечно живого Завета,
О том, как нам жить – умирать.
Скажу по секрету, что таинство это
Свершается в камере, в новой тюрьме.
Пока от начальства не слышно запрета,
Он пишет и пишет в тетрадь и в уме.
Глаголы – основа всего мирозданья
Псалтырной мелодией впишутся в слух.
На день сам себе назначает заданья,
Писанью внимает, а к прочему глух.
Арабскою вязью торопятся буквы,
Сплетается сеть кружевная из слов.
Свой труд – эта запись, не дарен, не куплен.
А мне этот писарь – тюремный улов.
Чернильная паста вещает о Пасхе,
Кириллицей чудной прославит Христа.
Он сам – переписчик, без чьей-то указки
О собственной жизни находит места.
Находит для ран своих чудо-лекарство,
Оперся на книгу, на главы, на стих.
Кровь Божия Сына, Невинного Агнца
Бальзамом стекает на них.
Язык, спотыкаясь не в том удареньи,
О жизни греховной напомнит не раз.
Господь исцелит твой язык, слух и зренье
Без прежних аптечных лекарств.
Пусть буквы надёжно врезаются в строчки,
Уставшей руки не жалей.
Единственный писарь о Божьем пророчит…
А мне с каждым днём он милей.
Листок за листком он копирует точно, –
Внезапно заплачет навзрыд.
Тот шарик у ручки кинжально отточен,
И им управляет Давид.
А если уж Бог разрешит и допустит
Отнять кропотливейший труд,
Твори непрестанно молитву Иисусу
И выйдешь победно на суд.
24.8.86