У КОГО ЧТО, А У НАС ПРАЗДНИК
Накаркал Кузьмич, пришла зима, а самое главное, что интересно, как всегда, неожиданно. А у него не у шубы рукав, где проводить шоу, куда приглашать народ. Во дворе холодно в доме старуха ругается. На улице снежок первый с землёю братается.
«День-то, день-то какой, лёгкий морозец, солнце, снег, ну всё как в тот день, когда мы с Матрёной свадьбу играли! - подумал, выйдя во двор Кузьмич, - да кто сейчас это помнит, никого уж почти не осталось, кто пил в тот ноябрьский денёк за наше счастье».
Но Кузьмич оказался не прав, мало того, что люди помнили, так ещё и явились в его дом всей гурьбой. Не успел Кузьмич войти в дом, чтобы пожурить свою Матрёну, но только успел сказать:- «Что же ты на стол не накрываешь сегодня же….», - как с улицы послышалась залихватская игра гармошки. А в только что закрытую дверь ввалился загруженный сумками и во весь рот улыбающийся Петруха.
— Здрасти в ваш дом! С праздником! – попытался раскланяться он.
За ним отталкивая от двери не только Кузьмича, но и Петруху, с шутками и прибаутками прорвались, застревая, в настежь открытой двери Машка с Дашкой, потом и Митяй с гармошкой и дед Гриня прошелся вприсядку, расчищая дорогу деревенским старушкам.
И только Матрена раскрыла рот, чтоб что-то сказать, как Петруха уже прижатый вместе с ней к кухонному столу, бесцеремонно сунул ей в руки пакеты.
— Накрывайте хозяйка стол, гулять будем!
Дом загудел, зашевелился, всё казалось пело и танцевало и только Кузьмич со своей Матрёной, забрав у Петрухи пакеты с продуктами стояли и не знали, что делать. И, наконец, навеселившись, бабы вспомнили, зачем пришли. Странное было зрелище, смотреть на «молодожёнов», когда их, односельчане, пытались по одному или даже все вместе поздравить с золотой свадьбой. Они им – «Поздравляем!», а они взявшись за руки с удивлёнными и вполне серьёзными лицами, всё отодвигаются и отодвигаются в дальний угол. И только лишь, когда передняя изба кончилась, а дед Кузя уже стоявший сзади своей супружницы, запнувшись о порог перегородочной двери, завалился и упал в другую комнату. Все дружно рассмеялись и вспомнили, тот день, настоящей свадьбы.
— А ты ведь, Кузьмич, и тогда упал! – Визжали сёстры самогонщицы.
Кузьмич с помощью Петьки поднялся с пола и, сделав вид, что ничего не помнит, косясь на Матрёну, тихо спросил.
— Когда это я упал, сороки?
А сёстры, радуясь и веселясь, перебивая друг друга, закричали.
— Да вспомни, ты!
— Когда драка началась!
— Люська, бесстыжая, тебя обесчестить пыталась! Прямо вот в этой комнате!
— Пока Матрёна с родителями бегали! Братца своёго разнимать!
Ты и вывалился оттуда!
— Прямо сюда, вот – указала одна из сестёр на пол.
— Пятясь от неё! – вторила другая.
Матрена, краснея, отвернулась, а сёстры:
— Да когда это было!? Ты что, Матрёна!?
— Не поддался ведь он! Мы сами видели!
Долго бы люди ещё вспоминали, кто с кем целовался, кто с кем подрался, но Митяй растянул меха гармошки и пропел.
— Свадьба сегодня иль что!? На сухую хватит глаголить! Лей хозяин винцо! Будем мы его могить!
И кинулись бабы к столу, зазвенела посуда. И вот уже посреди избы накрыты столы. Гармонь играет, девки поют! А Матрена тычет сваво Кузьмича,- «Откуда знают, ты пади подлец рассказал?»
— Да ты, что!? Я сам-то только сегодня, про день-то этот вспомнил, – оправдывался Кузьмич,- а всех привёл-то Петруха, наверное, только он мог всё устроить.
— Забыл, значит! Ну, смотри, устрою я тебе сегодня вечером кузькину мать. – Стараясь, как можно тише прошептала Матрёна.
Столы накрыты, все расселись, даже успели уже чокнуться и выпить, но в это время Петруха услышал про кузькину мать. Матрёна только успела подумать: «Лучше бы промолчала, дура, зачем угрожала». Но было поздно, Петруха встал и как положено ещё раз поздравив молодых, произнёс на камеру:
— «Делу время, потехи час», давай, начинай, Кузьмич «Кузькину мать!»
А Кузьмичу что, только б уши свободные были, а уж что сказать он завсегда найдёт. Встал, прокашлялся и начал:
— Спасибо, что пришли, поздравили! Порадовали нас со старухой!
Но я сегодня не об этом, хотел бы сказать.
Тут дверь открылась, и в избу ещё человек десять приезжих зашло.
— Вот вы где, а мы вас на улице ждём! Думаем всё, зря ехали. А оно эвон как к застолью попали!
Кузьмич, как гостеприимный хозяин вышел и давай всех приглашать к столу. Но стол небольшой, места мало. Петруха с Машкой из другой комнаты притащили ещё один, с улицы и из бани принесли лавочки. Всем пришлось потесниться, но с грехом пополам расселись. Одна женщина из приезжих узнав по какому поводу праздник, встала и от всех, кто опоздал, поздравив «молодожёнов» громко крикнула – «Горько!» Кузьмич, как будто, только этого и ждал, обнял, поцеловал, свою Матрёну, вытер губы тыльной стороной кулака и подняв бокал, крикнул: «За нас!»
Снова выпили, закусили и Кузьмич продолжил.
— Праздник – это хорошо, но его ли надо праздновать в такое лихолетье, как сейчас. Давайте лучше вспомним, что завтра седьмое ноября. День Великой Социалистической революции! День освобождения Русского народа от эксплуататоров и угнетателей.
Не будем углубляться в Российскую историю, я скажу вам только про нашу деревню. Жила ли наша деревня хорошо до революции, однозначно нет. У нас даже церкви в деревни не было, не говоря уж о школе.
— Так этого и сейчас нет, - наливая себе из бутылки, почему-то очень тихо сказал Антон Непомнящих.
— Правильно, Антон заметил, от чего ушли к тому и пришли, - как-то странно взглянув на Антона, ответил Кузьмич.
— Куда-то мы видимо не туда ходили семьдесят лет советской власти, или в обще по кругу, раз, как было до твоей хвалёной революции, так и осталось,- снова высказал своё мнение уже не молодой Антон, и добавил,- и не надо на меня так смотреть, я как был против вас и за президента, так и останусь.
— Я тебя, что-то не пойму, Антон, мы с тобой вроде в одной нашей деревенской школе учились, по одним и тем же программам, деды вместе воевали против белоказаков, отцы у обоих погибли от рук фашистов и власовцев. Так почему же, я за Советскую власть, а ты антинародной покланяешься.
— А потому что у меня ещё дядька был, которого твои в 37-м расстреляли.
— Это не тот ли, который завскладом работал и на хищении попался?
— Ну и что, хотя бы и так, и, что же теперь, за это расстреливать? – искренне недоумевал Антон, - а где же наш суд гуманный, а где же человеколюбие.
— Вот не надо, только о гуманности говорить, в то время когда страна, только-только оправилась от гражданской войны и готовилась к новой, против мирового империализма, в то время, когда каждая гайка, каждое зёрнышко было на счету, в то время, когда ещё свирепствовал голод, твой дядька общественной мукой набивал свои собственные сусеки. Как должно было поступить с ним государство, которое в первую очередь думает не о частном обогащении, а о судьбе собственного народа. Государство, где дорог каждый ребёнок, каждый старик, как оно должно поступать с расхитителями и предателями? Молчишь?
— Да нет, не молчу! А почему же, тогда, если он такой плохой и негодяй, то же самое государство его реабилитировало в девяностых годах.
— Во-первых, советской власти уже не было, по чьим законам его судили, а во-вторых, к власти пришли такие же подонки, как твой дядька. Только потащили они не мешками, а сразу заводами и фабриками, а кому «повезло» и он добрался до власти – миллиардами. В общим вот такие и растащили нашу Родину – Советский Союз. Чей день рождение мы будем завтра отмечать.
Непомнящих, после этих слов, попытался соскочить и накинуться на Кузьму с кулаками, но был остановлен собственно супругой, которая не только закричала на него – «Сидеть!» -но и схватив сзади за пиджак, так дёрнула, что тот не устояв на ногах перевалился через скамейку, на которой только что сидел. А так как волк он был битый, то, слегка матюгнувшись, встал и вновь уставился своими глазищами на Кузьму.
— Ну ладно, допустим хорошие были твои коммунисты, так почему же они тогда в нашей деревне построили школу, клуб, организовали маломальский колхоз, а церковь для верующих не поставили. Вот куда теперь мне прикажешь ходить, богу молится? А так бы в девяностых колхоз растащили, школу закрыли, клуб сожгли, а церковь бы осталась и глядишь, не разбежалась бы молодёжь и деревня бы сейчас процветала. А ты говоришь Советска власть, деды за неё гибли, а фундамент та худой оказался, не долго простоял. А если б изначально опирались на веру в Бога, то и жизнь бы сейчас совершенно другая была.
Но Кузьмича и таким, казалось бы, глупым вопросом врасплох не застанешь и он, только улыбнувшись на смешки и окрики в сторону Антона, собравшихся, заявил:
— А я тебе отвечу Антон!- И помолчав немного, продолжил.- Что обещает церковь – Рай на небесах, а что даёт коммунизм – Рай на земле. Чувствуешь разницу. А теперь давай вернёмся к твоей мысли, фундамент говоришь плохой у советской власти, так она, если тебе известно без веры в бога семьдесят лет продержалась и если бы не предательство в высших эшелонах власти, ещё бы много-много лет правила парадом. Давай, теперь вспомним, сколько продержался род Романовых у власти с всеобщей верой в Бога и опорой на церковь, триста лет. Но не смотря на солидный возраст и правление одной семьи, всё-таки под натиском народа – рухнул. И пусть царя свалили не большевики, а те которых он вскормил, но суть от этого не меняется к власти-то пришёл народ.
— Какой там народ, немецкий шпион Ленин с кучкой евреев, это ты считаешь народ!?- не попускался спорить Непомнящих.
— Раз ты уж заговорил про Ленина и церковь, я тебе расскажу один случай, который в отсутствии церкви и попа в нашей деревне произошёл, как раз в тридцатые годы, которые ты упомянул.
— Ну, давай, давай, интересно послушать, что такого могло здесь произойти, кроме грабежей и репрессий, - ехидничал Непомнящих.
— Это ты присосался и пользовался достижениями всего советского народа. Это для тебя, наш народ построил первое в мире советское государство, где было само собой разумеющееся – пойти сначала в детский сад, потом в школу, а потом и в техникум или в ВУЗ поступить и заметь – это всё не по блату и не за деньги, как сейчас, а просто так. И это ты сейчас смеёшься, хаешь и унижаешь государство, которое дало тебе, кроме всего перечисленного – работу сообразно твоим желаниям и способностям. Всю жизнь обеспечивало тебя достойным и бесплатным медицинским обслуживанием, а при выходе на заслуженный отдых гарантировало достойное пенсионное обеспечение.
— Это семь тысяч, по-твоему, достойная пенсия, а где все мои деньги, которые я всю жизнь платил в комсомол, профсоюз и другие советские организации.
— Ну, это браток, вопрос не ко мне, не надо было бы в 91 году «Уря! Уря!» орать, жил бы сейчас спокойно и пенсию достойную получал. А коль уж захотел с предателями и американцами брататься, так и получай по заслугам! – обвел Кузьмич взглядом всех, кто когда-то поддержал Ельцинский переворот и добавил,- ты сейчас живёшь не в советской, а капиталистической России, так, что у них и спрашивай
— И спрошу! – крикнул, то ли от забывчивости, то ли по глупости Антон.
— Вот видишь, как интересно получается с такими как ты, перебежчиками. Нет в вас стержня, нет уверенности, что с тем и туда ли вы идёте, чуть встряхнётся земля, и вы как маятник колыхнётесь в ту или иную сторону, бросите своё знамя и схватите чужое. Если, конечно, вам позволят к нему прикоснуться. А рвётесь вы снова к знамени тех, которые, победив в гражданской войне, строили новую счастливую жизнь, а детей крестили без попов и икон, портретом Ленина, такое было везде, в том числе и в нашей деревни.
— Глупости всё это, прикажи и сейчас будут крестить портретом Путина,- не сдавался Непомнящих.
Но Кузьмич знал, что говорит, поэтому с лёгкостью ответил, назойливому Антону:
— Хоть я и не верующий человек, но мне кажется крестины – это личное дело каждого человека, поэтому чем и как крестится заставить невозможно, а вот если бы сейчас власть, как в своё время Ленин, провела в нищую деревню свет, радио, построила больницу и школу, обеспечила работой, дала бесплатно трактор, выселила всех местных бандитов, то портретом Путина, я думаю тоже бы крестили.
— Крестили, не крестили, но Советская власть рухнула, и что ты завтра собрался отмечать не понятно.- обернувшись и ища поддержки у народа ухмыляясь произнёс Непомнящих.
Но, не увидев в их лицах поддержки, вновь взглянул на Кузьмича, который предложил выпить не чокаясь. Все выпили, и Кузьмич продолжил:
— Ты думаешь власть советская просто так рухнула, нет были идеологи возрождения белого движения и деньги, награбленные в гражданскую войну у них были. Ты думаешь банки, церкви и музеи молодая советская власть грабила, да что ты, это заранее был продуманный план очернения советской власти. Главари то ушли за кордон или были арестованы, а приспешники, подпитываемые из-за границы литературой и деньгами остались. В 91 году это было ничто другое, как насильственный захват власти этим самым белым движением. Штаб квартира, которых уютно расположилась за рубежом.
— Ну, это всё демагогия, ты давай, по существу, - закусив курятиной и вытерев жирные руки о скатерть, при этом получив тычка от супруги, вновь вклинился в речь Кузьмича Антон. Который продолжал:
— Как бы сейчас не навязывали мысль, что народ сам выбрал этот путь развития, но на самом деле колхозники не были готовы к переменам в своей жизни. Деревенский житель по натуре своей отличается от городского, как говорится «сто раз отмерит один раз отрежет», а здесь нас поставили перед фактом, что обязательно надо ломать старый уклад жизни. А бастовать люди в деревнях не привыкли, им стабильность пусть с небольшим, но ростом всегда милее сердцу, да ещё привязанность к месту, родному колхозу, зачем что-то менять, когда и так всё хорошо.
— Хорошо ли было, если полки в магазине пустые!? – вспомнил Горбачёвские времена Антон,- с голоду чуть не пропали.
На что Кузьмич тут же ответил.
— Как только в деревню привезли из города первый литр молока и первый килограмм мяса, вместо тракторов и механизмов на продажу в магазин, ровно с этого дня и началось вымирание нашей деревни.
Ведь когда деревня процветала, когда она, а не какой-нибудь перекупщик или спекулянт, имела монополию на производство продуктов питания, тем самым диктуя и цены на молоко, мясо и зерно. А сейчас, что, зачем деревня государству, когда можно где-то дёшево купить и той же деревни в три дорого продать. Вот и встало производство, вот и вымерла деревня, расчищая земли спекулянтам.
Тут закивав головой и взяв в руки свою гармошку, ни с того, ни с сего вступил в разговор Митяй. Человек, рождённый в этой деревне, познавший и видевший много в своей жизни, подыгрывая себе на гармошке, до этого долго молчавший, излил свою душу куплетами.
***
Продали совесть, честь продали,
осталось Ленина продать,
бюджет страны разворовали
и будем этим пополнять.
***
Не лги себе, не лги народу,
Что был Союз совсем дерьмо,
Мы только там познав свободу
Достойно жили, весело!
23.12.20