Послевкусие первой любви
и скупые подарки удачи
Нежилой-ожилой человек в своё сердце
как в ладанке прячет.
Целит в небо сухие глаза
(мы же знаем – мужчины не плачут):
Там, пока не закончена жизнь,
вслед нам четверо всадников скачут.
Мы грешим и грешим на других –
близких, дальних, богатых и сирых.
Мы живём, мы бежим, мы спешим
к своим мемориальным квартирам.
Разделяя жилплощадь с враньём,
с похотливым шуршаньем за печкой,
Суетливо жуём по утрам день вчерашний
с сегодняшней гречкой.
Обещания звёзд и судьбы
виражи, повороты, кульбиты, –
Всё пришло, всё прошло, всё пошло;…
Зато дети одеты и сыты.
Всё случилось, взошло, расцвело,
все долги и кредиты раздали…
Лишь туманом подзаволокло
нам былые нездешние дали.
Не предчувствуя новой судьбы
вспоминаем, чего и не знали,
И квадратик клеёнки храним,
тот, что на руку нам повязали.
Разбирем обрывки страны,
чьих страниц не смогли сохранить,
И пытаемся свить из остатков
воспреемства суровую нить.
Пусть ни замка, на даже райка
из песка нам уже не построить…
Только, память да игры детей
в этом мире чего-то да сто;ят.
Послесловие снов и мечты,
ускользнувшее детство на даче…
Формулируя мой эпикриз
у подъезда старухи судачат.
Подведенье итогов – реестр
без картинок, лишь буквы и цифры,
И надежда на то, что в конце
хоть какой-то случится постскриптум.
Что пробьётся меж строк торжество...
И всю ночь, как обычно, трудиться
Смерти, гладу, чуме и войне,
и в безмолвии смятой странице.