Где молодость, милые, даже не вспомнить имён,
и некому, значит, вопрос этот бросить в лицо...
На речке, где берег, кузнечиков слышится звон,
и женское тело цветочной запахло пыльцой.
Как близко всё это - касания, запах и хмель!
Не пёс же я гончий, что чует сквозь свитую даль?!
Вот вытяну руку, где травы спластали постель,
и скомканы ситцы, и слышен подмышек миндаль.
Я знаю, поодаль куртиной разросся ивняк,
и рядом, примятый, исходит в угаре чабрец...
Ничто не исчезло, но только в глазах моих мрак,
от беглого взгляда на солнце. Но я - не слепец.
Лишь миг пересилить, и вот уж спадёт пелена,
и всё, что я видел, я снова увидеть бы мог.
И в вечности полдня никак не относит волна
от топкого берега тайных венчаний венок!
* * *
Не биться в хохоте, не мять траву,
а наблюдать, застыв, закат недальний...
Как, глядя в небо, преклонить главу
пред женщиной, что уж давно не тайна?
Но издали потянет ветерком -
он запах головы пышноволосой.
По памяти подкатит к горлу ком,
подступит миг телесного хаоса.
О, русский луг и таволги прибой,
всей одурью опять в лицо мне брызни,
и снова будет женщина впервой,
чтоб разным эхом повторяться в жизни!