Опять весна, опять война.
Махрой пропитанная куртка.
Мой дел родной, мой старшина,
давай раскурим самокрутку.
Ты вновь поведаешь о том,
как в 41-м из окопа,
казалось в воздухе густом,
бьёт из орудий вся Европа
по нашим селам, городам,
как женщин, стариков и деток
уводит волчья орда
и палит хаты напоследок.
А вы, не знающие битв,
в строй вставшие в военкоматах,
земли сжимали монолит,
по швам трещащий от раскатов.
Ещё не ведали цены
вскипающей народной злобы,
но понимали, у войны
есть много лиц и нет утробы.
И вырастали из огня,
из дыма, хаоса, удушья,
и били, бог его кляня,
врага в безжалостную душу.
Всё это нынче позади.
Ты брал Берлин, и возле Шпрее
тебя, не знавшего седин,
девчушка обняла за шею.
Прижалась к сильному плечу,
и нет в ней прежнего испуга.
Мой старшина, с тех пор свечу
привыкли ставить друг за друга.
Опять зима. Снега и льды.
Всё небо в трещинах и ранах.
У серокаменной гряды
горбушка поверху стакана.
Здесь прижилась эпохе вслед
невыразимая отвага.
Здесь держит землю русский дед.
А жизнь — какое это благо.
______________________________